Когда он успокоился, Габи спросила:

– Что ты будешь теперь делать?

– Давай по пунктам. Во-первых, мне придется накатать ложный отчет о причине смерти девочки. Напишем, что произошло пережатие питательной трубки и к плоду перестал поступать кислород. Тобиас избежит неприятностей. С этим решили. Нерадивая лаборантка, потерявшая пропуск, уже уволена. Второе – это задача для тебя. Все трое переходят под твою ответственность. Эмма должна прийти в себя в течение суток, Тобиас не должен осознать, что прикончил девочку, а Артур… С ним вроде все в порядке? Или нет?

– Как сказать, Марк. Когда он узнал, что с этими детьми ничего страшного не случится, то быстро успокоился и вроде бы забыл обо всем. Он только поинтересовался, куда мы денем их потом. И что они такое, если у них нет ни родителей, ни семьи. Я честно ответила, что их отдают на усыновление и мы больше ничего не знаем об их судьбе.

– Это правильно, Габи. Ты вкратце объяснила Артуру все, что нужно.

– Но я видела собственными глазами: там слишком много зародышей, Марк! Неужели каждый плод создан на заказ? – с сомнением спросила Габи. – Не предполагала, что у нас такой огромный спрос на детей из искусственной матки.

– Ты – психолог, а не маркетолог. Спрос рождает предложение… – Марк Робертс резко закруглил разговор, посмотрел на часы. – Что же, на этом все. Я рад, что ты стала первой, с кем я смог поговорить. Ты всегда умела направить мой гнев в нужное русло.

За одну секунду спокойствие Габи как рукой сняло. Волна старых обид захлестнула ее с головой.

– Ты всегда восхищаешься моими качествами: то красотой, то умом, то влиянием. Но это не помешало тебе закончить наши отношения при первом же удобном случае. То, что ты мне втираешь, не более чем пустой звук.

– Это не так, Габи, поверь. Просто иногда нам приходится выбирать.

– Между любовью и алчностью?

– Между любовью к женщине и любовью к делу всей жизни. Не думай, что я смог бы променять тебя на что-нибудь меньшее.

Когда Габи закрывала за собой дверь, Марк Робертс уверенно выстукивал на компьютере отчет в министерство, как будто только что они не говорили ни о какой потерянной любви.

Габи постучала в комнату Эммы. Та сидела на постели, листая увесистый альбом с восстановленными витражами Нотр-Дам-де-Пари.

– Ты в порядке? Вам ведь объяснили про усыновление, правда? – Габи присела рядом с ней на постель.

Лишь на мгновение перед глазами Эммы опять всплыло воспоминание о девочке с исколотым позвоночником. Мелькнуло и спряталось в глубинах подсознания.

– Да. Теперь все хорошо. Бетти принесла мне крепкий чай с кусочками апельсиновой цедры, как я люблю. Стало гораздо легче. Но я боюсь за Тобиаса. Мы знаем, что он совершил непоправимое. Пока он еще в шоке, но пройдет не много времени до того, как он все поймет.

– Думаю, мы можем это исправить, – сказала Габи, поморщившись. Ложь была противна всей ее сути, но для Тобиаса это был единственный вариант не потерять себя и остаться в счастливом неведении. – Мы должны сказать ему, что девочка жива. Сработала сигнализация и вас увели с «Поля жизни» до того, как туда прибежали лаборанты и осмотрели ее. Вы с Артуром будете знать, что она скончалась сразу, как только Тобиас ее отключил. Но ему всего пятнадцать, и он наивен, как ребенок. Тобиас сможет поверить, что ее реанимировали. У него большое и хрупкое сердце, которое не справится с правдой.

– Я поговорю с Артуром, он подтвердит ваши слова, – кивнула Эмма. Габи вздохнула с облегчением.

Несмотря на уверения в том, что с девочкой все в порядке, через пару дней Тобиас все же попросил отвести его на «Поле жизни», чтобы самому в этом убедиться. Габи предвидела подобное.