– У нас, конечно, сударыня.

– А вы… куда ж их денете? Я ведь мать ее, я – наследница.

Мы невольно улыбнулись.

– Нет уж, сударыня, этих денег вы не наследуете… – ответил Путилин. – А вот лучше скажите: откуда, по вашему мнению, у дочери могла взяться такая сумма?

Вдова заплакала.

– А я почем знаю, господин начальник.

Путилин сдал вдову на руки своему опытному помощнику. У нее надо было узнать подробные сведения обо всех знакомых, о тех магазинах, куда Леночка сдавала работу. Туда по горячим следам должны были быть направлены агенты.

Но я ясно видел, что Путилин отдавал распоряжения как бы нехотя, словно сам не верил в целесообразность всех тех мер розыска, которые предпринимал. Я хорошо изучил моего гениального друга и чувствовал, что он делает все это больше для очистки совести.

– Позовите мне X.! – отдал он приказ.

X. был любимый агент Путилина. Физически очень силен, бесстрашный, находчивый.

– Слушайте, голубчик, сейчас мы с вами побеседуем кое о чем.

Затем он обратился ко мне:

– Поезжай, друже, домой и ожидай меня ровно в восемь часов вечера. Сегодня ночью мы продолжим наши похождения. Только отпусти денщика.

Стрелки часов показывали ровно восемь, когда я услышал звонок. Я поспешно открыл дверь и попятился, удивленный: первою вошла в мою переднюю… девушка, которую я вчера видел убитой на Сенной площади.

Крик ужаса замер на моих устах. Вдруг раздался веселый смех Путилина, вошедшего вслед за ней.

– Не бойся, дружище, это не привидение, а только моя талантливая сотрудница по трудному и опасному ремеслу.

– Фу-у, черт возьми, Иван Дмитриевич, ты всегда устроишь какую-нибудь необыкновенную шутку! – вырвалось у меня. – Но, боже мой, какой великолепный маскарад! Как похожа!

Я, подробно осматривавший труп, заметил даже большую черную родинку на левой щеке девушки.

Путилин был искусно загримирован, одет в обыкновенную, сильно поношенную и продранную триковую тройку.

– А мне в чем ехать? – спросил я.

– Да так, как есть… Только сомни воротник и обсыпь себя мукой или пудрой…

Я исполнил повеления моего друга, и через несколько минут мы вышли из квартиры.

У ворот нас ждал любимый агент Путилина.

– Все?

– Все, Иван Дмитриевич.

«Малинник», знаменитый вертеп пьянства и разврата, гремел нестройными голосами.

Если жизнь Вяземки днем была отвратительна, то неописуемые оргии, происходящие ночью в «малиннике», были поистине поразительны. Всё, что днем было отобрано, наворовано, награблено, – вечером и ночью пропивалось, прогуливалось в этом месте. Тут, казалось, бог совершенно отвернулся от людей, и люди, опившиеся, одурманенные зверскими, животными инстинктами, находились во власти сатаны.

Когда мы подошли, стараясь идти не вместе, а поодиночке, к этой клоаке, Путилин сказал:

– Барынька, вы останьтесь здесь, с X. Мы с доктором войдем, и, надеюсь, скоро вернемся…

Мы с содроганием вошли в ужасный притон.

Первое, что бросилось нам в глаза, была фигура горбуна. Он сидел на стуле, свесив свои страшные ноги. Казалось, за столом сидит только огромный горб с головой. Лицо горбуна было искажено пьяной, сладострастной улыбкой, имело сине-багровый, налившейся кровью оттенок. Вид его был ужасен. На коленях его, если можно эти искривленные обрубки назвать коленями, сидела молодая пьяная девочка лет пятнадцати. Она держала в руках стакан водки и что-то кричала тоненьким, сиплым голоском, но за общим гвалтом разобрать слов было невозможно,

– Горбун! Дьявол! – доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей.

Раздавался какой-то животный смех, кто-то плакал пьяным слезами.

– Назад! – шепнул мне Путилин.