Этот философский подъем в Германии тесно связан с политическим и религиозным, с которыми непосредственно связано усиление немецкого национального самосознания. Последнее в значительной степени пробуждается и поддерживается первым. В мир вошла новая система понятий, в соответствии с которой система жизни неизбежно будет перестраиваться и развиваться. Ибо такова природа вещей, что, как только появляется истинная идея человеческих вещей и отношений, отношения, проистекающие из простого побуждения и слепой нужде, в конечном счете не могут противостоять силе истины. Наше время – это время перехода от привычек к понятиям, время законных реформ. Великий раскол в церкви и абсолютизм китайского образца, введенный с неслыханной парадоксальностью, дали только первые сигналы к ним, в то время как настоящее находится в полном и горячем труде над вопросами внешней и отвлеченной политики, а более глубокие движения религиозного и социального характера, лежащие в будущем, только делают свои прелюдии в сырых и нерегулярных конвульсиях.

Чтобы соответствовать требованиям такого времени, нужно быть философом, нужно приложить усилия к тренировке своего разума. Учиться недостаточно. Обучение – это приглашение к мышлению, но не к самостоятельному мышлению, не к возвышению в этом сталелитейном эфире. В избытке обучение может даже вернуть свою одностороннюю направленность – пассивное поглощение знаний. В качестве противоядия рекомендуется гимнастика мышления, диалектика, упражнение в рассуждении, обмен своими мыслями, борьба с чужими. Это было основным направлением образовательного этапа сократовской античности, так же как простое обучение является функцией Востока. Сократ был величайшим спорщиком, Конфуций – самым ученым человеком. Диалектика дает умение вытаскивать себя из любых трудностей, но она не приводит к настоящей серьезности, она не проникает в кровь, не влияет на характер. Настоящее серьезное мышление, этот уединенный уход в себя, работает прежде всего над волей как функцией убеждения, чтобы черпать убеждения не из слепого инстинкта, а из разума и ясной концепции, что не менее важно, чем иметь убеждение в первую очередь. Иметь убеждения – великое благо. Ее нельзя обрести иначе, чем через философию, через вдумчивое исследование, ведущее к самым главным причинам. По-настоящему убежденный человек не может колебаться в своих действиях. Вся слабость характера принадлежит отчасти сомнению, отчасти тому еще худшему состоянию, которое никогда не бывает серьезным в отношении главных вещей, а всегда только в отношении второстепенных, и которое, следовательно, страдает от непрекращающегося либо ученого, либо диалектического метеоризма. Все священные изречения седого доисторического мира о неоценимом благе мудрости, которую нельзя утяжелить золотом и серебром, становятся полной правдой, когда мы связываем их с обладанием подлинным убеждением, этой туникой внутреннего человека.

Величайшим философом современного мира был самый решительный человек чистого убеждения, Кант. Он посвятил долгую жизнь тому, чтобы в постоянном солилоквите обосновать свои высшие убеждения на законах чистого разума. Работа удалась, он достиг своей цели. Поэтому он является образцом философа, в нем, как ни в ком другом, можно воспитать самостоятельного мыслителя, верного своим убеждениям. И поэтому его учение, а также другие интеллектуальные движения, вдохновленные им, являются объектом, с которым должен быть хорошо знаком каждый, кто всерьез стремится оградить свою жизнь от унизительного влияния раздутого недостатка убеждений в эпоху, когда убеждения больше не могут серьезно черпаться из веры в авторитет, обычая авторитета и повиновения авторитету.