– Зря надеешься. Никакой информации касательно мишени у меня нет. Об этом тебе придется позаботиться самому. Собственно, потому я к тебе и обратился, что и сам хотел бы узнать его имя. И надеюсь, ты его для меня выяснишь. А выяснив, отправишь этого парня на тот свет, чтобы он уже никогда не смог появиться у меня на пути.

Фенимор задумчиво помял подбородок.

– Я вижу, дело действительно серьезное, – сказал он немного погодя. – То есть как раз для меня. Конечно, это несколько непривычно: «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», но, с другой стороны, в этом есть своя прелесть…

– Короче, ты за него берешься?

– Короче, я за него так берусь, что меня за уши не оттянешь. Но ты должен знать о моих правилах.

– Ты имеешь в виду аванс?

– Аванс – это само собой разумеется. Пятьдесят процентов я должен получить сразу, еще до того, как начну эту работу. Это составит двадцать пять тысяч долларов, и я очень надеюсь, что с наличными деньгами у тебя затруднений не возникнет.

Альберт в очередной раз затравленно покрутил головой по сторонам и поставил на стол солидных размеров барсетку. Набрал нужный номер на кодовом замке и открыл крышку. Достал две пухлые пачки стодолларовых банкнот и одну потоньше. Продолжая озираться, накрыл их салфеткой и подвинул Фенимору через стол.

– Вот, здесь двадцать пять кусков, – выдохнул он.

Фенимор убрал деньги в карман пиджака.

– Дальше, – сказал он. – Теперь, если хочешь, чтобы я эти деньги отработал, ты должен быть со мной откровенным, как на исповеди. И даже больше, потому что на исповеди принято говорить о грехах, а со мной ты будешь говорить абсолютно обо всем, даже о том, что, на твой взгляд, не имеет к этому делу никакого отношения. Чем откровеннее ты будешь, Альбертик, тем больше вероятности, что я успешно справлюсь с задачей. Обычно я не позволяю себе говорить такие вещи своим клиентам – клиент изначально должен быть уверен на сто процентов, что дело будет сделано. Но у нас другой случай, и ты понимаешь это лучше меня. Откровенность – вот что от тебя требуется.

– Хорошо-хорошо, я все понимаю… Я не собираюсь ничего скрывать, но даже и не знаю, с чего следует начать.

– Желательно сначала, – посоветовал Фенимор. – Я хочу знать, чем этот человек тебе так досадил, что ты хочешь его убрать, даже не зная его имени.

Альберт схватился за свою барсетку и извлек из нее пухлый блокнот с кожаными корками. Блокнот закрывался широким ремешком на медной кнопке, Альберт поторопился его расстегнуть и вытряс на стол какие-то бумаги. Приглядевшись, Фенимор понял, что это газетные вырезки. Альберт собрал их в небольшую стопку и бегло просмотрел самую верхнюю, словно пытаясь что– то вспомнить. Наконец он протянул вырезки Фенимору:

– Вот, ознакомься. Это может оказаться интересным.

Фенимор взял верхнюю вырезку и внимательно ее прочитал. Удивленно посмотрел на Альберта и прочитал еще раз.

Это был некролог. Самый обычный некролог, какие обычно размещают на последних страницах газет. Текст стандартный для подобной заметки: «Коллектив компании «Мерлин» глубоко скорбит по поводу безвременной кончины своего бессменного директора Ветрова Андрея Михайловича и выражает глубокое соболезнование родным и близким покойного…» Вторая вырезка тоже была некрологом, и текст ее оказался почти идентичен первому: «Коллектив компании «Омега» глубоко скорбит по поводу трагической гибели Жаркова Антона Валерьевича и выражает глубокое соболезнование жене Катерине, сыновьям Валерию и Александру, а также близким и друзьям покойного. Антон, мы тебя помним…»

Третьим листом была не газетная вырезка, а полароидная фотография, на которой крупным планом был снят… Собственно, Фенимор не сразу понял, что именно изображено на снимке – кусок некоего камня, часть барельефа в виде нижней части человеческого лица и какая-то белая надпись. Но, только прочитав ее, Фенимор понял – на снимке изображена часть могильной плиты. Надпись гласила: «Фадеев Алексей Николаевич, 3 марта 1966 – 2 мая 2001. Ты ушел молодым, дорогой наш друг, и таким навсегда останешься в нашей памяти»…