Утром они добрались до леса, встали наконец на непослушные ноги, нашли озерцо. Долго пили, стоя на коленях, потом Варя отмывала грязь и тину. Ирочка рылась в траве в поисках ягод. Варя пыталась поесть принесенное дочерью, но измученный желудок отказывался принимать пищу.

В сумерках впереди послышались голоса. Люди, оживилась Варя. Ноздри уловили запах костра и жареного мяса, и желудок снова прыгнул к горлу.

– Мама, Ирочка хочет кушать, – затеребило ее дитя. – Пойдем туда, нас покормят.

Варе очень хотелось бы на это надеяться. Даже не на то, что покормят – о еде она не могла думать без тошноты. Она мечтала о безопасности. О том, чтобы наконец остановиться, сесть у костра и не уходить в холодную ночь. О том, чтобы доверчиво опереться о чье-нибудь плечо. Но это были всего лишь прекрасные мечты.

Она не спешила выбегать навстречу людям. Пуганая ворона куста боится. Она опустилась на четвереньки, медленно подкралась ближе, ориентируясь по запаху. Ирочка держалась сзади хвостиком.

Варя осторожно раздвинула кусты, чтобы посмотреть, кто там у костра, как вдруг чья-то тяжелая нога придавила ей спину, а к виску прижалось холодное дуло квантора.

– Дерьмо и моча! Ты быть шпион?

Говорили с сильным акцентом. Варя судорожно сглотнула.

Ее вытащили на полянку, где горел костер. Трое иррийцев в сером – Варя вспомнила, такая форма была на десантниках, – уписывали печеную утку. Четвертый одной рукой держал за шиворот ее, другой – Ирочку. Он что-то сказал товарищам по-иррийски.

На нее уставились с враждебностью и подозрением. Самый молодой ощупывал взглядом все, что виднелось в прорехах ее изорванного платья. Он что-то спросил; тот, кто ее держал, ответил ему. Даже не зная языка, Варя поняла, о чем они говорили, по выражениям лиц и интонациям. Первый претендовал на нее, второй образумил: сначала надо допросить.

Он грубо швырнул ее на землю, так что она чуть не закатилась в костер, прижал ногой горло.

– Кто ты быть? Отвечать быстро. Не отвечать – мы ломать ноги. Имя?

У Вари хватило ума воспользоваться прозвищем.

– Барби, – прохрипела она, – Котова, – это была ее девичья фамилия.

– Что ты делать здесь?

– Мы… мы с дочкой гуляли в лесу… ягоды собирали, грибы…

– Где быть твой корзина? – он нехорошо усмехнулся и ударил ее ногой в лицо. Варя охнула, во рту стало солоно. – Это не есть правда. Отвечать правда, женщина!

– Ну, я… – Варя всхлипнула от боли в разбитых губах, – на самом деле я ищу одного человека… ну… своего мужа…

Молодой расхохотался:

– Твоя нашла четыре хороший мужчины. Это больше хорошо, чем один – а?

Старший выругался и снова ударил:

– Ты говорить неправда. Бред кобылы, так?

Забытая Ирочка тихонько хныкала, размазывая слезы грязными ручками.

– Что здесь происходит? – раздался внезапно голос, привыкший приказывать. Он, конечно, говорил по-иррийски, но смысл слов был совершенно ясен из ситуации.

Все замерли. У костра появились двое. Один был мужчиной неопределенного возраста: может, лет сорока по земному счету, а может, и восьмидесяти. Черные некогда волосы серебрились седыми прядями, но военные седеют рано. Глаза цепкие, черные, как уголь, в движениях – ленца сытой пантеры. На рукаве серого плаща переливались золотом два больших квадрата. Какой-то высокий чин, догадалась Варя. А тот, что держится чуть позади, совершенно седой и жилистый, как старая скаковая лошадь, наверное, его адъютант.

– Шпионку поймали, командир, – нарушил молчание один из солдат. – Говорит, мужика разыскивает, но явно врет. Наш пост из кустов разглядывала, высматривала что-то. Не признается, дерьмохлёбка. Разрешите пытать?