Тимур Кибиров Генерал и его семья читать онлайн страница 53

Генерал не ответил и продолжил чтение. Дальше были стихи более или менее понятные и менее вредоносные.

Безнадежны морозы авральные.
Март лепечет, печет горячо.
Подрывает основы февральские
Черноречье подспудных ручьев.
Видно, скоро конец двоевластию –
Для успеха работ посевных
Белый царь отречется от царствия
В пользу сброда и черни весны.
* * *
Одуванчики еще не поседели,
Ноги женщин поражают белизной…

– У, кобелина! Ноги его поражают! – не стал дочитывать уязвленный отец.

* * *
А.Б.
Лес красив и добротен,
словно куплен в валютной «Березке».
Я ему инороден,
И злокачественный, и неброский.
ОТК не пройду я,
Если вправду я Божье творенье…

Генерал, взъяренный посвящением, уже не сдерживался:

– Мудак ты, а не Божье творенье! Вон откуда боженька-то у нас объявился, вот кто тебе, дура, мозги твои куриные засирает! А то – академик Павлов! Келдыша бы еще приплела!


И тут хлопнула дверь, и по Василию Ивановичу пробежала вторженья дрожь. Прижав проклятый скоросшиватель к сердцу, колотящемуся, как тот барабан, по которому бухал рядовой Блюменбаум, Бочажок остолбенел и покрылся противным потом.


– Естедей! – заорал во все горло Степка – Ол май трабыл сим со фаревей! Нау ит лукс па ба-ба ба-ба-ба! О ай билив ин естедей!

Он протопал по коридору к себе, но тут же вернулся, продолжая приснившуюся Полу Маккартни песню уже по-русски:

– Нет! Нам! Нет нам не найти, кто же пра-ав, кого-о вини-ить! Нет! Нет! К тебе пути! Нам вчера-а не возврати-и-и-ить! Естедей!


Дверь хлопнула еще раз, и все стихло.


Василий Иванович выдохнул и сглотнул. Он так обрадовался, что его не застукали, что даже и не разозлился на какофонического сынка, которому тысячу раз было сказано не грохать со всей дури дверью и не петь.

Для святой злобы был объект посерьезнее.

* * *
Над книгою в июльский день
Сидел у тещи на балконе.

– Ах ты ж сука! Женатик! Вот в чем дело! Понятно теперь, чего она в молчанку играет. Благородство свое показывает. Принчипесса!.. Ну, Кирюша, ну, сволочь! Доберусь я до тебя! Ох доберусь! И с тещей твоей поговорю, пусть порадуется на зятька!

Сходил за квасом бы – да лень,
Внимал певцам в соседней кроне.
И слышал за спиной стрельбу
И шум цехов телеэкранных,
И говор хающих судьбу
Жены с мамашей богом данных.
За жизнью искоса следил
Жильцов строительной общаги,
Неуловимый кайф ловил
И прикреплял его к бумаге.
Ленивый ветер шевелил
Над ЖЭКом выцветшие флаги.
И кучевые облака
Стояли в небе на века.

– Ну полно вам яриться, Василий Иваныч. Может, он развелся уже давным-давно. Вот лучше гляньте, какой про осень стишок. Очень неплохой, на мой взгляд. Подправить только чуть-чуть в одном месте – и прямо настоящие стихи!

* * *
Канареечный ясень, малиновый клен,
хриплый жар неокрепшего гриппа,
и ко Дню Конституции сотни знамен,
и уже обгоревшая липа.
На бульваре, где все еще зелен газон,
никого, только каменный маршал.
И обложен, как горло, пустой небосклон.
Боль все глуше, а совесть все старше.
Это все – Конституция, боль и бульвар,
Клен, да липа, да маршал незрячий,
жар гриппозный и слезный, бесхозный мой дар –
ничего ровным счетом не значат.

– Ну и чего хорошего? Галиматья же форменная! Можешь ты мне объяснить вразумительно?

– Нет.

ДЕКАБРЬ
Отшелушилась охра и опала.
Белилам цинковым доверившись, пейзаж
Замызган и затерт. Лишь свет полуподвальный,
Чердачный колотун, наждачный говор наш.
И гарью стылою, бесстыжею, венозной,
Вороньей сажею мы дышим и поем.

– Гарь-то почему венозная? А, умник?

– Да не знаю я, мне это вообще не нравится. Да, может, просто для рифмы.


Ну так и есть!

В кровь обдирая рот, христосуясь с морозной
Стальной неправдою, петровым топором.