кто мне по каменному столу
кружку придвинет и пищу
жителя в нашем жилище?
А тост поминальный вкусом свинца:
смерть и бессмертие – ай, молодца!
Срам и бесчестие справа,
слева солдатская слава.
С войн возвращаются, если живой,
значит, и я возвратился домой,
где на лицо без ответа
смотрит лицо до рассвета.
Солдатское танго
О. Ш.
Война подробно убивает,
ей
все одно
мы
сучьи дети,
но
только нас не убывает
поскольку лично я бессмертен
поскольку
лично – молодчага
и мы конечно допоем
что с дыркой в сердце
есть
два шага
уже
за окоем.
Ой
не та ворон птичка
чтобы
петь с сучка
но
какова музычка
такова
и
музычка.
Сапоги еще не тапочки
и
огонь не уголек
мотылек-жизнь-бабочка
мотылек!
А
смерть не глядя убивает
она
хоть
Божья
но
машина
но только
смерти не бывает
поскольку
мы остались живы
ни малодушье ни отвага
не
достаются нам живьем
и мы сперва не умираем
и лишь потом
живем.
Любовь
уж на слово поверьте
сама собой
не умирает
но только
от случайной смерти
что нас наощупь выбирает
и в дырке сердца удалого
свистит последнее «люблю»
но
после смерти есть два слова,
и
лишь потом
салют!
И мотив отличный
и темочка близка
но
какова музычка
такова и музычка
пореви
моя девочка
и ступай домой
мотылек жизнь бабочка
ах Боже мой
пореви моя дурочка
на дыму полет:
мотылек жизнь бабочка
мотылек!
Любовь война и смерть
смогу поклясться
без нас поладят в этом мире
причем
не остается кляксы
при самом плевеньком калибре
два шага
после смерти нужно
два слова
говоришь поем
пошли со мной мой простодушный
давай их сделаем вдвоем!
Cвидетель
(Поэма)
I
Потому что не помню где кров мой и угол,
да
и
вспоминать не велят.
Уголь вложен в глаза, черный уголь.
Каменноугольный взгляд.
Очевидно в вишневой крови моей переизбыток азота.
Очевидно —
вкус побега
железо отчизны
менять на отчизну
другой позолоты
за корнями все глубже врастая в железные руды
– назад.
II
Не отбросивши тени,
над серым, над северным илистым взморьем
ангел вышел к прибою,
бесшумный, за мерным безумьем неслышный —
танцевать на песке у воды
по следам детств наших,
а
в лунках,
откуда мы вырваны с корнем
девств вишни и действ переспелые вишни.
И вишневою кровью затянет следы.
Но:
утесы встают из-под бешеной белой слюны сквозь плевки
башни неба встают,
как сходящиеся к водопою
быки.
Утесы встают из морей, как быки,
только в эры отливов.
И снова ползут языки:
и
неторопливо
с гор спускаются льды
на равнины
моря поднимают
почти к облакам —
и следы на прибрежном песке заливают,
тем самым умножив
следы.
Ямы – под сваи,
бычьи ямы – подножия
новым красивым быкам.
III
До:
…«лет моих временных прекращается повесть».
Дочитал:
«уходите, Свидетель», – написано,
дабы
уходить,
словно в землю уходят по пояс
величавых немот исполинские бабы.
Льет
– уходят народы —
по стертым щекам ледниковая влага.
Баба-Россия
(уходят народы)
Баба-Россия подол каменный перебирает.
Тундро-степь-и-россия
(как и любая трясина)
прибирает.
И
рта не утирает.
Но:
покуда
у нас четвертичный период:
время!
Время нам уходить,
Свидетель по делу Мадонны Марии,
то есть:
время лет временных
переписывать набело повесть,
в ледниковых моренах,
Мадонна Мария!
IV
Зодиака зверинец прикормим с ладони:
я родился под знаком Тельца,
накануне
дней брожения года-отца,
когда
только стонет
от вожделения лона природы порода
– далеко до июня —
я родился под знаком Тельца.
Я родился,
когда вожделеет природа
плодородья от медного рога самца.
Все задолго до юлия-августа преторианской латуни,
выдаваемой,
словно металл благородный,
за металл благородный.
Ровно
по весу
свинца.
V
Пережившая зиму рассада калек и калечек рассада,
горбунов, инородцев и прочих растений при северном свете
я свидетельствую:
времена распускаются самых
страшных
ваших соцветий.
Пережившая зиму рассада калек и калечек, растения