Гелька снова уставилась в потолок, перемещая его вперед-назад, отвлекая этим мозг. Через полчаса лицезрения на белой безупречной массе стали вырисовываться шероховатости и царапины, привлекающие внимание. И потолок замер. Больше он не шевелился. Пустующее пространство снова заполнила боль. Гелька попыталась загрузить свой мозг новой задачей – где взять таблетку аспирина и сколько брать, чтобы помогло, когда в комнату вошла Юлия Андреевна.

– Гель, ты долго намерена рассматривать штукатурку? Ау, ты со мной не разговариваешь?

– Голова болит, не кричи, я слышу, – прошептала Ангелина.

– Таблетку выпей.

– С удовольствием бы, да нет…

– Сейчас найду… У соседей возьму, сколько надо?

У Гельки не было ответа на вопрос.

– Пять, – произнёс мозг голосом Гельки.

– Пять? Как пять? Не много?

– В самый раз, – продолжал диалог мозг.

Выпив две сразу и оставив три на ночь, Гелька уселась на кровати.

– Гель, может, в кино? – предложила Юля.

– Не, мутит меня что-то, я ещё полежу, вон лучше Данте полистаю.

– И чего так переживать? Скажи, что не любишь Севку, случайно получилось, пьяная была…

– Юль, иди уже в кино…

Взяв с полки труд Алигьери в бордовом переплете, Гелька улеглась, отвернувшись к стене.

– Да пожалуйста, на меня ещё дуется… Нечего валить с больной головы на здоровую, – фыркнула Юлька, схватила сумочку и хлопнула дверью.

Гелька же собственноручно погрузила себя в Ад, приступив к чтению первой части «Божественной комедии», теперь он был ей близок и понятен прямо сразу с первых строк…

Я, словно лист, затрепетал тогда

А рядом с ним возникла волчья морда…

Была страшна волчица и худа.

И яростных зрачков её, казалось,

Бесстыдная и алчная вражда


Своим смертельным пламенем касалась

Людей, сжигая их… В меня она

Глазами ненасытными впивалась…

В тот миг. Была отчаянья полна

Моя душа. И схлынула отвага…2

Дверь отворилась, и Юлька Волкова влетела в комнату.

– Колготки порвала, а других нет. Слышь, Гель, у тебя есть новые? Потом куплю, отдам…

Ангелина повернулась, Волкова стояла, сверкая глазищами, в нетерпении постукивая ногой. Гелька на миг замерла, она только что читала про волчицу, и тут Волкова… Дурацкая игра слов…

– Возьми в шкафу, на полке, в упаковке… Вроде телесные были, – придя в себя, произнесла Ангелина.

– Нашла! Спасибо, завтра верну…

От ассоциации волчицы в книге и Юльки Волковой, внезапно возникшей в комнате, Гельку покоробило. Волкова – волчица, страшная, худая… Девушка передёрнула плечами, стряхивая с себя подобные мысли, снова уткнулась в книгу.

Я – правосудье высшего Творца,

Могущества и воли осознанье,

Творение Небесного Отца,

Воздвигнутое раньше мирозданья.

Бесстрашно я гляжу столетьям вслед.

Ни гнева нет во мне, ни состраданья.

За мной ни для кого НАДЕЖДЫ нет! —

Вот надпись, в Ад – предначертанье…3


«Оставь надежду, всяк сюда входящий», – повторила Гелька на свой лад прочитанные слова.

Опускаясь всё ниже и ниже в глубины ада, Ангелина испытывала тошноту от несовершенства человека. Перекладывая пороки людей на себя, девушка погружалась на самое дно человеческой души. Она хотела вырваться из темноты и взлететь к свету. Просить прощенья и покаяться, только так можно получить спокойствие. Опускаясь на самое дно Ада, Ангелина Селиванова избавлялась от злобы, гнева, обиды, зависти и высокомерия. Пороки казались ей мерзкими, грязными, липкими, недостойными праведного человека. Ей хотелось солнца и свежего воздуха. Отбросив одеяло и надев на себя тёплые вещи, девушка вышла на улицу и, протянув руки к солнцу, вдохнула обжигающий морозный воздух. Она хотела после прочитанного наполнить каждого человека своим пониманием жизни. В порыве она набрала номер Павла. Ей было всё равно, кто и что о ней думает, она хотела сказать, что любит его, и просить прощения… За что? Да за всё… Просто просить прощения…