Они вбежали в просторную залу, своды которой терялись высоко у них над головами. Ради достойного упокоения госпожи Цинтии не пожалели ни времени, ни сил, ни ресурсов. Но теперь всё это огромное помещение ощущалось отравленным и больным. Нежное голубое освещение, которому здесь полагалось быть, исчезло. Зловещее алое сияние источали узоры из десятков переплетённых между собой алхимических символов, ими Старатос расписывал стены испоганенного его волей склепа. Он ещё не закончил, но, судя по всему, оставалось всего ничего.

– Как ты посмел?! – зарычал Ричард.

– А в чём дело? – Старатос перевёл на него задумчивый и совершенно невинный взгляд голубых глаз. – Все рано или поздно умирают, а кости одинаковые.

Ричард едва не задохнулся от ненависти.

– Ты не поймёшь меня, если у тебя в жизни ещё не появилась такая цель, ради достижения которой хороши все средства, – продолжал Старатос. – Ты будешь готов идти к ней, какие бы препятствия ни вставали на пути.

– Я не настолько эгоист, – оскалился Ричард.

– Конечно, пока ещё нет, ведь твоё сердце не горит. То, во что окунулся я, мне уже не забыть и не стереть. Сначала я хотел, чтобы это оказалось дурным сном, но затем осознал – мне дарована сладкая грёза, и ради неё мне ничего и никого не жаль.

– Да что ты с ним разговариваешь?! Не сам ли собирался истребить его сразу, как застанешь?! – выдохнул Карои и бросился на Старатоса первым.

Его зачарованный меч и прочнейшие доспехи выдержали бы погружение в магму и удар тарана, но Старатос даже внимания на них не обратил. Он сделал простой отвращающий жест рукой – и Карои впечатало в дальнюю стену. Ричард заметил на ладони Старатоса знак трансформации окружающей среды. Обычно тот просто ускорял реакцию компонентов всевозможных смесей друг на друга или менял свойства какого-то вещества – и то лишь чуть-чуть, во что-то кардинально другое не преобразовывал.

– У меня нет причин вас убивать. Воин забавен, а ты, Ричард… Я верю, что однажды ты непременно откроешь ту же непревзойдённую красоту, что и я.

– Ну уж нет! Или ты полагаешь благом то, что произошло с теми людьми снаружи?!

– Именно так. Я освободил их от привязанностей и страстей. И чьей-то внешности или богатству ни один из них не завидует, они теперь во всём равны.

Старатос вовсе не издевался, в его миропредставлении всё так и обстояло. Он и впрямь считал, что убрал у этих людей всё лишнее.

– Ну, ты и тварь!

Ричард направил на него собственные руки, на правой белоснежно красовался древний знак алеф, на левой – рдел обрамлённый "короной" языков пламени треугольник огня, заключённый в круг могущества. Первый безвредно впитала мантия Старатоса, второй он погасил встречным символом воды. Этот бледный, выглядящий гораздо моложе своих лет мужчина сейчас казался даже отчасти величественным, и это было хуже всего. Он смотрел на товарища-алхимика как на дорогое, но несмышлёное и строптивое дитя.

– Если ты думаешь, что это нормально – сделай и себя таким же, зачем ты медлишь?! – ядовито выплюнул Ричард.

– На себя у меня другие планы… Я изучаю формы и границы.

Следующим, что применил Ричард, было сочетание призыва воды с его моментальной конверсией в лёд. Полсотни острых стрел посыпались дождём на Старатоса, и кого-то другого они бы изрешетили, но Старатос отклонил атаку – стрелы вонзались повсюду, но его не задела ни одна.

– Это бесполезно. Идём со мной. Я тебя научу такому, чего ни в одной книге нет.

Но, прежде, чем Ричард успел ответить, вбежала Ишка. Всплеск её духовной энергии прошёлся по трудам Старатоса, подчистую стирая их.

– Очень жаль. Но мы ещё вернёмся к этому, – вздохнул Старатос и вошёл в начерченную на полу гексаграмму переноса. Её контуры зажглись пульсирующим золотым, и тёмный алхимик исчез.