– Алло! – она прислонила трубку к уху, но почти не услышала говорящего, так как в ухе была вода, с волос текло на пол, а съезжающее полотенце приходилось подхватывать свободной рукой.

– Алло. А Кира дома? – по телефону голос Федора звучал иначе, еще ниже обычного.

– Привет!

– Привет! Я уж было испугался, что ты дала не тот номер. На мобилку тебе звонил несколько раз, но без ответа, думал, ты меня так слила.

– Извини, я в ванной была, не слышала звонков.

– Хорошо, что все-таки дозвонился. Какие планы на завтра? Не желаешь ли побродить где-нибудь?

– Планов нет, можно было бы погулять в центре.

– Отлично! Где?

– Неважно.

– Когда?

– Все равно.

– Ну, значит, договорились. До завтра!

– До завтра!

Она положила трубку и только теперь заметила, что замерзла, что зубы стучат и что с нее натекла лужа воды. Кира бодро пошлепала в ванную перекисью водорода унимать змейку, расползшуюся по икре и растворяющуюся в луже на линолеуме.

На следующий день они созвонились и все-таки договорились о месте и времени встречи. Под барельефом с изображением Невской битвы они оказались одновременно. К удивлению Киры, место Федор выбрал, руководствуясь идеями равноправия: от Дыбенко и Приморской до пересадочной станции пл. Александра Невского было одинаковое расстояние.

Выйдя в город, они, нимало не озаботясь маршрутом, пошли туда, куда пускали светофоры, а пускали они почему-то в сторону Обводного канала. На набережной было шумно и пыльно от проезжающих машин, разговаривать было некомфортно.

На противоположной от них стороне канала высилось здание эпохи ленинградского модерна, монструозно выделяясь своей мрачной экспрессией.

– Смотри, какая цитадель зла! – Федор кивнул в сторону бетонной громадины. – Советская архитектура – это что-то! Я думаю, они там все были сумасшедшие. Где-то читал, что в Москве после революции планировалось сделать памятник Ленину, на ладони которого должна была быть вертолетная площадка. Это же чистое безумие! Восторг!

– У них вообще склонность к гигантизму наблюдалась. Вроде как планировалось Ленинградское шоссе с Московским соединить, срастить города…

– Жаль, что эта дикая эпоха закончилась строительством бесконечных унылых спальников.

– О! А это место, в котором я хотела учиться! – сказала Кира, посмотрев направо.

– Что там?

– Там – Духовная академия. Но, как выяснилось, женщины в ней обучаться не могут.

– В общем-то, логично.

На тротуаре, возле забора, действительно стояло несколько молодых людей в рясах, с кудлатыми бородами. Они что-то обсуждали, смеялись, и если бы не одежда, то вполне могли бы сойти за студентов истфака.

– Ты же планируешь учиться на религиоведении? – спросил Федор.

– Да, думаю, это интересно.

– А выбор чем-то обусловлен?

– Во-первых, я изначально хотела поступать на Россику, но это направление не набирают уже несколько лет, альтернативой оказалось религиоведение. Во-вторых, у меня много вопросов, скажем так, философского толка. И на все эти вопросы меня вдохновил Бродский. Как – объяснить сложно. Это связано с темой смерти. В общем, полагаю, это любопытно. А почему ты выбрал китаистику?

– Ну, я не любитель красных бумажных фонарей и музыки ветра, но так сложилось, что в десятом классе как-то надо было написать доклад про дзен-буддизм. И я начал читать про все это; мне отчим – он дзен-буддист – подкинул литературу, так меня это увлекло, что я месяц читал, изучал – и так и не написал доклад. Это свидетельствовало о том, что у-вей3 я таки постиг.

Кира засмеялась, хотя, что такое у-вей ей было понятно разве что интуитивно. Спрашивать, само собой, не стала, боясь показаться глупой. Она привыкла, общаясь с людьми, которые были ей симпатичны, не задавать лишних вопросов, а внимательно слушать и улыбаться во всех непонятных ситуациях. Федора это, судя по всему, не смущало, и у него была возможность поделиться своими соображениями относительно самых разнообразных тем.