Дорога до дома у Федора занимала в два раза больше времени, чем у Киры. Рассматривая себя в отражении дверей с надписью «Не прислоняться», он думал о настырной девице, столь бесцеремонно оценившей его как «хорошенького мальчика», что, конечно, было оскорбительно при его культивируемом образе декадента. И еще эта чебурашка в хайратнике, вся в феньках и цацках, как алтайский шаман, заблудившаяся во времени и промахнувшаяся минимум на пару поколений. В перерывах она из книжки не вылезает и делает вид, якобы никого не замечает, по улице идет с таким надменным видом, будто опаздывает спасать планету, или, как блаженная, голову запрокидывает и улыбается непонятно чему – уже не в первый раз замечено. А начнешь с ней разговаривать, так, вроде, небезынтересная особа. Надо будет пообщаться.

С этого дня на всех последующих лекциях они сидели рядом. Спустя еще пару недель Федор начал приезжать на занятия раньше. Город притягивал, заманивал перспективой выстроившихся в линию домов, узорами перилл и блеском шпилей. Однажды, оказавшись на Фонтанке за полтора часа до начала лекции, он заметил на набережной Киру, перегнувшуюся через ограду и смотрящую в воду.

– Категорически приветствую! – громко сказал он, по диагонали перейдя дорогу и оказавшись рядом.

– Привет! – она сняла с плеч рюкзак и запихнула туда пошарпанную серую тетрадь, которую Федор издалека не заметил.

– Я тут по городу болтался, думаю, дай раньше приеду, а то домой туда-сюда мотаться неохота. А ты что так рано тут делаешь?

– А я всегда заранее приезжаю. Пишу, читаю.

– Что читаешь?

– Бродского.

– А что пишешь?

– Стихи.

Он кивнул и закурил, отбив по голубой пачке «Sovereign» странный ритм, напомнивший какой-то марш.

– Почитать где-то можно?

– В документе Word. А вообще, печаталась в паре самиздатов да в газете «Молодежь Якутии». Не спрашивай, как так получилось!

– Не буду, хотя и загадочно! Про самиздат любопытно.

– Могу принести.

– Давай.

– Видел, как необычно сегодня тучи отражаются? – она кивнула на воду. – Как на картинах Дали. Все смотрю и не могу понять почему.

– Течение, наверно. Еще час с лишним до начала, давай, что ли, побродим, – предложил он.

Они быстрым шагом перешли через мост Белинского и влились в толкотню Литейного проспекта, пробежали по проходным дворам Моховой, перешли через Аничков мост и снова вышли на набережную Фонтанки. Двор Дома кино поманил распахнутой дверью парадной. Кира, заглянув внутрь, махнула рукой Федору, предлагая следовать за ней. Перепрыгивая через две ступеньки, они поднялись на самый верх, но, увы, дверь на чердак, как и все двери на этажах, была закрыта на замок.

Федор подергал за ручку и развел руками, мол, ничего не сделать, и они не торопясь стали спускаться по неосвещенной лестнице вниз.

– Я бы что-нибудь съел, давай в «Устрицу» зайдем.

– Куда? – не поняла Кира.

– В «Розовую Устрицу». На последнем этаже.

Они спустились с черной лестницы и зашли в вуз уже с набережной, совершив еще одно восхождение на седьмой этаж. Федор повел спутницу по коридору, который заканчивался отнюдь не тупиком, как думала Кира, а резким поворотом и малюсенькой, на три столика, столовой. Стены, выкрашенные отвратительной пурпурной красной, украшенные сюрреалистическими картинками и окном, выходящим во двор, откуда они только что вышли, производили неоднозначное впечатление. Кира отказалась от перекуса, Федор заказал себе пиццу и чай, и они расположились за одним из столиков.

– Редкая удача, – усмехнулся Федор, снимая куртку. – Щас пара закончится и набегут, как тараканы, – тут не протолкнуться обычно.