Где мои джинсы Кирилл Тихомиров

1

Иду по улице, голова не варит. Тяжесть дня отдаёт в печень, хочется лёгкости, но идти пешком от ближайшей станции метро до своего клоповника, потому что на карте не было даже двадцати пяти рублей, чтобы прокатиться с ветерком на общественном, не придаёт уверенности в том, что лёгкость когда-нибудь случится.

Поднимаю глаза. С усилием так отрываю их от асфальта, люди разбегаются. Одна тётка с надрывом лезет в сугроб зачем-то. Бежит с одного тротуара на другой. По ощущениям я – Моисей, а люди – красное море (спасибо, что не месиво), которое передо мной расступается. Не то чтобы с испугом, но всё-таки озираюсь. Вдруг сзади меня евреи, а я не совсем готов их вести куда-то. Облом, к счастью, евреев нигде не видно. Не понимаю тогда, почему тётка лезла в сугроб, а сзади её чуть ли не всеми силами подпихивал явно чужой ей, тётке, мужик. Интересно, ей было приятно ощутить такое матёрое внимание?

Бабки тоже ретировались, правда, в другую сторону. Было очевидно, что им не надо делать крюк через остановку, стоящую по правую сторону от меня. Отменяю дерьмо любого вида и наконец сталкиваюсь глазами с Моисеем настоящим. Да, стало быть, я был лже-Моисеем, правда, только для себя. Люди обычно внимательнее меня.

Мужик ссыт посреди улицы. Посреди белого дня. Даже солнце ещё не спряталось, а он ссыт, светит своим членом. Да, натурально, он у него от мочи блестит в руках. Стараюсь не смотреть, но почему-то взгляд не могу отвести. Сюр сего действа на меня обрушивается гипнозом, стою заворожённый. К горлу спускается набор мокроты из носа, появляется резкое желание харкнуть прямо на мужика и его блестящий член. Он как будто читает мои мысли, окрикивает меня как-то презрительно.

– Чего тебе надо, гавноед? – он даже как-то по-отцовски на меня рявкает, и я бегу от него, как та тётка в сугроб, но через дорогу, через трамвайные пути, по пешеходному переходу на красный свет. Если меня сейчас собьёт машина, думаю я, то я умру трусом.

«Боялся нелепых ситуаций,» – напишут у меня на памятнике. И та девчонка, на которую я пялил тридцать девять минут в метро сверху-вниз, не придёт на мою могилку положить парочку гвоздичек. Потому что я боялся не только нелепых ситуаций, но и разговаривать с красивыми незнакомыми девчонками, пока меня кто-то им сам не представит. Или они не заговорят со мной первыми. Или…

Я думаю, я вампир. Только у меня вместо темы с приглашениями, типа чтобы зайти в дом, приглашения представить меня незнакомым людям. Если меня представляют, ой, язык так и бьётся об нёбо в целях выболтать всю застрявшую в моей черепушке информацию за самое короткое время. Наверное, я пытаюсь побить чей-то рекорд Гиннесса. Но если меня не представить, пока, я просто буду тухнуть как молоко в дверце холодильника, случайно открытое и недопитое, уже которую неделю отправляя другие приятные, ах, любимые всеми продукты своим зловонием.

Дорога до дома растягивается ещё на лишних двадцать минут, потому что я сделал сраный крюк из-за того папаши с блестящим членом. Я шёл по парку, руки окончательно замёрзли и перестали слушаться, я даже выронил ключи у самой входной двери в подъезд. Меня незамедлительно выбесила бабка, сидящая на лавочке. Она явно недобро зыркнула в мою сторону. Сразу повисло напряжение.

Эта бабка каждый вечер выходит сидеть на лавке в своём любимом явно весеннем пальто. Как она только не отморозила себе ещё свою старую дряхлую задницу! Она выгуливает свою мерзкую псину, похожую на крысу, какого-то болотного цвета. Эта шавка вечно от неё убегает и шарится где-то по району, предполагаю, со своими настоящими подружками – помойными крысами, которым палец в рот не клади.

Последний раз, когда я ходил сбрасывать пакет с отходами на местную огромную помойку, одна из блядских недавно появившихся крыс прыгнула в мою сторону навстречу летящему мусорному пакету, который я надеялся докинуть до далеко стоящего бака «Смешанные отходы». Пакет, слава богам, сбил эту тварь в полёте, не долетел из-за столкновения до бака и, разорвавшись от безмолвной борьбы с когтями крысы, выпустил из себя на снежный асфальт всё содержимое. Крыса отвлеклась на это и стала копаться в мусоре. Если бы не этот отвлекающий манёвр, я бы лежал где-то в травме и получал свои порции уколов от бешенства и столбняка после нападения столичной крысы, потому что, признаться, дико завис от происходящей ситуации.

Короче, бабка презрительно на меня посмотрела и прошептала «наркоман». Я хотел обернуться, наорать на неё, послать её в жопу, но был слишком уставшим для такой чернухи, к тому же, пронеслось у меня в голове, тебя, Кирюха, ей никто не представил.

В квартире снова было пусто, как и всегда бывает пусто в квартирах у людей, которые живут одни. Я кинул ключи на кушетку под вешалкой, но промазал, и они черканули плитку прихожей и ударились о дверцу шкафа. Моё отражение в зеркале на той двери напоминало такое же фиаско, которое испытал каждый ключ в моей связке только что. С кроссовок стекло море воды, последствия слякоти на улице, но убирать это дерьмо совершенно не хотелось. Я знал, что потом просто дико прокляну себя за это, поэтому сразу же схватил половую тряпку, лежащую в углу, и придавил лужу. Я снял с себя джинсы, кофту, короче, всю одежду до трусов и кинул на диван. Ладно, трусы я тоже почти сразу снял и пошёл в душ.

Самое мерзкое чувство после работы, да и вообще после любого нахождения вне дома, на улице, на каких-либо мероприятиях, – ощущение нечистоты тела. Как будто вся кожа от макушки до пяток покрыта тонкой плёнкой из какого-то дерьма. Хочется это всё смыть. Храни бог мыло, оно справляется с этой гавнотой в одно касание. Я наслаждаюсь этим действом в течение пяти минут и вылезаю из ванны. Голый и мокрый тащусь на кухню, чтобы что-то быстро сожрать и припасть головой к горизонтальной поверхности и залипнуть в телефоне.

Чувствую, как слюна стекает по щеке и обволакивает подушку. Нет никакого желания сглатывать, поэтому я лежу на уже полностью мокрой наволочке и убеждаю себя, что всё нормально. Типа мне нравится. В конце концов, думаю я, убеждаю себя, что это не какое-то там дерьмо. Я думаю, интересно, если бы я обосрался, было бы это так же ок для меня? Ну, наверное, ни черта подобного, в конце концов, дерьмо воняет, а слюни не так чтобы. А что с блевотиной? Пытаюсь вспомнить, когда блевал последний раз.

А, да, точно… Я играл в приставку, в какую-то бессмысленную идиотскую игру с котом в качестве главного персонажа. У меня заболела голова. Виски сжало тисками, и я уже не сижу перед телевизором, а валяюсь на полу в какой-то дикой полудрёме. Вообще потом мы выяснили с моим супер-пупер лечащим врачом, что это произошло на фоне выписанных им мне неебических лекарств для сосудов, которые не могли вывезти нормально моё существование. Но тогда возникает вопрос: как таблетки, которые должны меня спасать, сделали мне так хреново? Я валялся на полу и пытался сфокусировать взгляд на своих пальцах, которые неестественно жёстко сжимали джойстик. Еле выдал им осмысленный приказ отпустить его и пошевелиться. Подвигал ступнями. Голову опять сжало, и я почувствовал, что сейчас из меня вылезет весь завтрак, которым я уже успел побаловать себя в утренние часы. И тогда я точно был уверен, что в луже своей блевотины я лежать не хочу, а блевать мне показалось лучшим решением всей жизни. Кстати, всем на заметку, когда выворачиваешь в такие моменты желудок на осмотр перед унитазом, ты будто сбрасываешь избыточное давление. И становится как в раю. Так я и поступил, резчайше вскочив со своего лежбища и побежав к толчку. Откуда силы на такое действие – понятия не имею. Это всё от воспитания, конечно. Типа если блевать, придётся убирать. Не сри там, где ешь. Ну и прочее-прочее, откуда потом берутся психологические травмы. Дружно: ну и хуй с ними!

Я пытаюсь воткнуть ступню и в носок, он как-то комично разъезжается, рвётся вдоль всей ноги. Остаётся только две полоски, свисающие со ступни. Я ору куда-то в сторону, даже особо и не рассчитывая на ответ:

– Где мои джинсы, ма!? – в комнату вплывает незнакомая мне женщина, эдакая шуга-мамми и кидает в меня джинсы. На размера два меньше моих.

– Что это за чертовщина? – спрашиваю я её, ища на её лице хоть какой-то ответ, потому что я просто нереально тороплюсь. Где мои джинсы??

– Как хочешь в них влезай, я их постирала… – она делает театральную паузу, её лицо становится каким-то мерзким и паучьим. Вместо сексуальной мамаши я вижу перед собой тётку с рынка. Такую тётку, которая и помидорчиками торгует, и огурчиками, и, если надо, ещё и поросёнка на составные части живого порежет. – И погладила!

Просыпаюсь в холодном поту. Что в этом сне пугает меня больше всего, я не знаю. Думаю, ни один психолог мне не сможет в этом помочь разобраться. Потому что даже если сонник не может помочь, какой уж тут человек с двухнедельными курсами из интернета? Стрёмно, что я сексуализирую место своей матери, а потом стрёмно, что на место такого эротического контекста приходит контекст омерзительный. Омерзительно обрюзгший. И превращает ситуацию в ещё более патовую. Стрёмно, что я тороплюсь настолько сильно, что не могу нормально носки надеть. Что докатился до такого, что не могу во сне где-то позаботиться о себе и купить нормальные, мать их носки! Стрёмно, кстати, остаться без штанов.