Волны несли на своих гребнях недели, месяца и долгие лета. К станции со всего света пришвартовывались все новые корабли, караваны и целые флотилии. Длинные столбы, на которых она стояла, сгнили, и их места заняли тысячи тяжелых якорей, привезенных пришельцами. Посреди моря росли новые кварталы, к ним присоединялись дрейфующие остовы судов и даже туши китов, и плавучий город разрастался, со временем превращаясь в центр этого мира. Пароходы и баржи поселили в своих корпусах ремесленные производства и мануфактуры, заводы вырастали в каютах паромов, отживающие свой век парусники сменялись броненосцами и субмаринами. На скованный цепями остров переселилось большинство жителей планеты. Когда удерживать такое поселение якорями стало невозможно, это дело забросили. Теперь Великая Гавань медленно кружится вокруг своего центра и может менять свое местонахождение, повинуясь течениям. Поэтому покидая твердь всего несколько раз в год, никогда не знаешь, к какому району плавучего мегаполиса причалишь.

Само собой, проникать вглубь материков ее жители не особенно стремятся. Исследовать земли вызывается ничтожное количество смельчаков. Они никогда не возвращаются. Сказки о прекрасной жизни на твердой почве бередят умы только отчаянных мечтателей. Немногие колонисты решаются повторно заселять континенты, уповая на рассказы о древних цивилизациях, когда-то перебравшихся на море. Истории о былом пользуются не большей популярностью, чем байки о гигантских чудовищах, обитающих в пучине. Но даже на поиски последних выделяется больше средств, чем на восстановление оставленных когда-то городов. Да и зачем? Ведь огромные кальмары, глубоководные змеи или подводные драконы могут оказаться куда полезнее, если их смогут приручить. А вот жизнь осевших на побережье людей, по сравнению с населением Великой Гавани – ад, который можно лицезреть собственными глазами.

Сэйджа выпрыгнул на скользкие мостки в искусственной бухте рядом с Площадью Форватора. Сейчас там проходила ярмарка, и он, не желая потеряться в толпе, отправился на байдарке по Мерцающему каналу до его впадения в Сливочное озеро. Оттуда он направил свое корыто через шлюзы Водоразбора к Топким прудам. Строго говоря, эта посудина не принадлежала ему. Но в общей суматохе неприглядный одноместный таз с приделанным к нему кое-как рулем-веслом показался ему вполне подходящим транспортом, тем более что он постоянно прибегал к его услугам во время своих редких визитов в Великую Гавань. Возможно, что другого хозяина это суденышко и не знало.

Высадившись у Рыбного моста, Сэйджа проследовал по ржавым переулкам и навесным балкам к Пристанищу. Под ним мелькали дешевые забегаловки и трактиры, затянутые плющом ночлежки и гостиницы моряков, узкие колеи паровых вагонеток и раскрошившаяся черепица бакалейных. Оттуда тянуло едой и нечистотами. Над головой тянулись провода телеграфа и трубки пневмопочты, а за ними, нависая карнизами над улицей, словно хмурясь, располагались ювелирные магазины и книжные лавки. Еще выше пролегали трасы гоночных парокаров. Сверху доносились приятные запахи типографий и горячего кофе. Сквозь них Сэйджа почувствовал свежий бриз с океана.

Он пересек Радужный сквер с механическими соловьями и очутился на Паровой улице – самой широкой в этом районе. Он шел мимо витрин с одеждой и показательных стендов косметических салонов, втиснутых в высушенные и очищенные туши блювалов, размышляя, как ему продать такую редкую вещицу. Взрослые попытаются надуть его, он даже не сомневался в этом. Как ему сбыть кулон и не продешевить? Да что там продешевить, как бы его не убили! И что будет, если они откроют его? На мгновение ослепительно яркое сияние вновь появилась перед глазами.