Сергей только отмахнулся.

– Нашли героя… И вообще ерунда какая-то. Не с ножом был Пентюхин, а с ножницами. И ни за кем он не гонялся, все случилось внутри лавки. Придумают черт-те что…

– А это уже неважно, – возразил Болотин с вымученной улыбкой. – Нож там или ножницы, не суть. Назвали героем, так терпите.

О своей внезапной славе Сергей уже знал. Утром хозяйка, подавая завтрак, с величественной улыбкой назвала храбрецом (так и сказала: «Да вы, Сергей Васильевич, храбрец!») и напомнила, что вечером непременно ждет на заседание общества. А Настенька, убирая посуду, смотрела на бывшего поручика так, словно поселился в скромном флигеле по меньшей мере Добрыня Никитич, что, разумеется, приятно щекотнуло самолюбие и даже отвлекло от мрачных мыслей, хотя и ненадолго…

Время перевалило за полдень. В ожидании обеда они с Болотиным сидели в отдельном кабинете трактира и обсуждали драму в суконной лавке. Сергей подробно рассказал о вчерашней сцене. Поведал и свою версию насчет отравления солдат.

Подполковник задумался, поглаживая темные усы в отметинах седины. Худое лицо с крупным носом, решительным подбородком и вертикальными складками на щеках выглядело озабоченным, осунувшимся. Сергей с невольной жалостью представил, какой груз ответственности свалился теперь на Черевина с Болотиным, и внутренне поежился. Чины, звания – это все хорошо; он и сам еще недавно мечтал о большой карьере, не сознавая в полной мере, что даром ничего не дается. А ведь высокий полет забирает и силы, и нервы, и здоровье, и – главное – нормальную жизнь с ее радостями и удовольствиями. Стоит ли овчинка выделки? Для кого как. Дядя, например, свой выбор сделал и, кажется, доволен…

– Ну что сказать, Сергей Васильевич? Не в обиду, мысль насчет отравления неудачная, – наконец веско произнес Болотин. – Личный состав мы знаем назубок, злоумышленников среди солдат и офицеров нет. Есть у нас служба, которая занимается негласной проверкой людей на предмет благонадежности. (А то бывший поручик о существовании таких служб в частях не знал.) Представить, что кто-то из своих с непонятной целью угостил Мордвинова или Семенцова отравой, от которой сходят с ума, никакой фантазии не хватит.

Сергей дернул плечом.

– Ну, моей-то хватило… Впрочем, не настаиваю.

– И правильно делаете, – добродушно подхватил Болотин. – Версия ваша несостоятельна еще и потому, что не учитывает сумасшествие Пентюхина.

– Так вы считаете, что этот случай как-то связан с двумя предыдущими? – быстро спросил Сергей, сам думавший о том же.

– И рад бы не считать, но вот какая штука…

Разговор прервал половой с большим подносом, на котором в окружении холодных закусок высился графинчик коньяку.

– Я в дворцовой охране уж восемь лет служу, – продолжал Болотин, как только они остались вдвоем. – Гатчину знаю, как свои пять пальцев, и горожан знаю. С вашей хозяйкой Авдотьей Семеновной, кстати, через ее покойного мужа тоже знаком… В городе жизнь спокойная, размеренная, люди все больше степенные и состоятельные. – Разлив по рюмкам, он вдруг наклонился к Сергею: – И никогда, понимаете ли, никогда здесь такого не было! Естественно, люди и тут болеют. У кого ревматизм, у кого грыжа, а кого и кондрашка хватит. Но сумасшествие? Ни одного случая не припомню. Тут просто не из-за чего сходить с ума. И если все-таки за короткий срок сразу троих скрутило безумие, это уж точно не случайность. И наверняка все три случая как-то взаимосвязаны, – убежденно закончил он.

– Но как? Два военных и один штатский… Разная жизнь, разные условия. Что между ними общего?

– Не знаю, – отрезал Болотин. – Поверите ли, от всяких догадок сам вот-вот рехнусь. Додумался до того, что вдруг никакие они не безумцы, а просто одержимы бесом…