Со вздохом Агги вынула натёртые ноги из тесных башмаков. К чёрной работе ей было не привыкать, но, знай она, что в обязанности горничной в богатом доме входит чистить очаги и разводить в них огонь перед рассветом, таскать вёдра с углём по лестнице на третий этаж и мыть ночные горшки, поискала бы удачи в лесу.

Но вообще-то всё не так уж и плохо. Здесь она нашла надёжное пристанище, где можно спрятаться от богатого и влиятельного графа Герберта Дюрана, который, как подсказывали ей тошнотворные предчувствия, не остановится ни перед чем, чтобы отыскать её. Из головы не выходил подслушанный разговор между отцом и стариком. В тот вечер, когда она сбежала, к ним явился граф Дюран, и после ужина отец велел ей разлить по стаканам лучшего портвейна. Агата выскользнула в коридор и услышала, как отец дал согласие на её брак с графом. Перед глазами у девушки всё помутилось, она оцепенела и некоторое время слышала только бешено стучащий в ушах пульс.

Но теперь, когда Агата в спокойных условиях прокручивала в уме тот роковой разговор, она вспомнила усмешку отца: «Девчонка строптива, как дикая гусыня, но, если вы сможете приручить её, она будет нести для вас золотые яйца». Поначалу Агги подумала, что он намекает на потомство, но, поразмыслив над этими словами, заподозрила, что père имел в виду магию. Жар бросился ей в лицо. Неужели он на самом деле выдал её секрет Дюрану? А если так, то как он мог торговать тем товаром, который презирал? Неужели он так отчаянно стремился сбыть её с рук?

– Девочка! – рявкнул резкий голос, отрывая Агату от размышлений. Внушительная фигура экономки, мадам Бургунди, выросла на нижней площадке, водя клювообразным носом в поисках места, где прячется новая служанка. – Повариха всюду тебя ищет. Нужно почистить кастрюли и вынести помои. Работать в господских покоях – это привилегия, к которой тебе лучше не привыкать.

Её наняли судомойкой – прислугой самого низшего звена, как не преминула сообщить ей мадам Бургунди. Но поскольку рабочих рук в шале не хватало, до конца пребывания здесь охотников ей предстояло выполнять и обязанности горничной.

– Слушаюсь, мадам.

Агата сделала торопливый книксен, снова сунула ноги в башмаки и поспешила вниз по лестнице, надеясь проскользнуть мимо дородной женщины, как мышь мимо кота. Но когда она спустилась на площадку, глаза мадам Бургунди сузились до щёлочек, и она схватила Агги за руку.

– Не думай, что благосклонность молодого хозяина возвышает тебя над остальными, bécasse[6], – усмехнулась экономка.

Агата выпрямила спину и напряглась. Она не дура!

Женщина продолжала, и с каждым словом её пальцы всё больнее впивались в руку Агаты:

– Один бог знает, что такое жалкое создание, как ты, может понимать в жизни знатного дома, но будь уверена: когда мы вернёмся в имение, ты будешь по уши в кастрюлях и картофельных очистках, так что света белого не увидишь. Не говоря уже о маркизе Гастоне.

Рука задрожала, и Агата подавила сияние, которое рвалось наружу для самозащиты. Похоже было, что магия, которую после стольких лет выпустили на волю, рвалась на свободу. Но этого нельзя было допустить.

Напоследок мадам Бургунди ещё сильнее стиснула руку Агаты и наконец отпустила её, слегка подтолкнув к лестнице. Девушка, спотыкаясь, просеменила по трём ступенькам вниз, пока не схватилась за перила и не развернулась к деспотичной женщине, державшей её судьбу в своих руках. Экономке не удастся запугать Агги. Мадам Бургунди ничто в сравнении с её отцом.

Не отрывая глаз от сурового лица высокомерной женщины, она присела в низком реверансе.