Меня примерно одинаково раздражали и те, и другие, так что я почти перестал заходить на новостные каналы. И, наверное, только поэтому и смог как следует взяться за учебу и неожиданно даже для себя выдать весьма достойные результаты. Можно сказать, втянулся.

Но шанс на законном основании вырваться за стены Корпуса и прокатиться до Петергофа, конечно же, не упустил. И как только Гагарин дал отмашку, тут же выпросил у Разумовского увольнительную на полдня, прыгнул за руль и уже через полтора часа парковал «Волгу» под окнами физфака Императорского Санкт-Петербургского университета.

У дверей которого меня, собственно, и встречала та самая уже знакомая мне «очень хорошая девушка».

– Полагаю, я должен заранее поблагодарить ваше сиятельство. – Я чуть ускорил шаг, чтобы поравняться с ней. – Любая помощь в деле будет неоценима.

– Если мы сможем ее оказать, – вздохнула Алена. – И прошу, называйте меня по имени. Титулы у нас здесь не в ходу.

– И почему же? – Я зачем-то огляделся по сторонам. – Господа ученые не жалуют светский этикет?

– Нет, конечно же. Должна заметить, что мы все здесь воспитанные люди. Однако великие умы рождаются не только в благородном сословии. Почти половина преподавателей факультета лишь недавно получили дворянское достоинство. А многим студентам это еще только предстоит. – Алена нахмурилась, поправляя очки на переносице. И вдруг снова заулыбалась. – В каком-то смысле у нас здесь свои, особые титулы.

Да уж, кое-что я определенно успел подзабыть. Действительно, технические и фундаментальные вузы – вроде того же физфака – чуть ли не с самого основания открывали свои двери для всех желающих, в отличие от военных. Так уж сложилось, что служба Отечеству считалась куда более престижной, чем служба науке, и отпрыски титулованных родов предпочитали поступать в Морской корпус, в Пажеское или, на худой конец, подавались в павлоны.

А в университет шли люди попроще. Пусть Конфигураторы по очевидным причинам получались только из Одаренных, но страна ничуть не меньше нуждалась и в обычных ученых – и теоретиках, и уж тем более практиках. И награда была соответствующей: любой из здешних выпускников при поступлении на государственную службу сразу же получал чин по двенадцатому классу и выше, а через несколько лет вполне мог стать потомственным дворянином. Наверняка даже из преподавателей и руководства многие имели происхождение, что называется, от сохи.

Впрочем, какая разница? Как правильно заметила моя спутница, великие умы рождаются не только среди столичных аристократов.

– Свои титулы? – переспросил я. – В таком случае мне не терпится узнать ваш, сударыня.

– Ну… Я пока еще учусь. На втором курсе. – Алена вдруг покраснела, будто ей стало стыдно, что она только что отчитывала меня, как мальчишку, хотя сама еще не поднялась в местной иерархии выше обычного студента. – Но очень надеюсь закончить с отличием и получить звание кандидата наук. А еще через несколько лет напишу диссертацию и стану магистром физики. А потом доктором… прямо как он!

Алена протянула руку и коснулась таблички на стене.

– Горчаков Константин Михайлович, – вполголоса прочитал я, – заведующий кафедрой физики высоких энергий и элементарных частиц.

Слова, написанные снизу, вряд ли могли сообщить хоть что-то солдафону вроде меня. А вот фамилию – да и имя с отчеством – я определенно уже слышал. И поставил бы все свое курсантское довольствие за полгода, что кафедру возглавлял один из многочисленных потомков того самого канцлера.

Обычно наследники рода светлейших князей Горчаковых выбирали, по семейной традиции, карьеру в Министерстве иностранных дел, но тезка моего дяди предпочел точные науки, и, судя по буковкам «д. ф. н.», скромно устроившимся перед фамилией на табличке, добился на этом поприще немалых успехов.