(17) Но я не стану хвалиться даже перед тобой своими заслугами – посмотри, как морочили его Гней Сервилий и Атилий, консулы прошлого года.

Есть один верный путь к спасению, Луций Павел, и тяжким, опасным сделают его для тебя не враги, а сограждане. (18) Твои и неприятельские солдаты будут хотеть одного и того же; Варрон, римский консул, и Ганнибал, вождь карфагенян, возжелают того же самого.

Тебе придется противостоять двум вождям, и ты устоишь, если будешь равнодушен к людским толкам, если тебя не взволнуют ни пустая слава сотоварища, ни твой мнимый позор. (19) Правду, говорят, очень часто гонят, но убить ее невозможно: кто пренебрежет ложной славой, обретет истинную.

(20) Пусть тебя, осторожного, называют робким, осмотрительного – неповоротливым, сведущего в военном деле – трусом; пусть лучше боится тебя умный враг, чем хвалят глупцы-сограждане. Ганнибал с презрением отнесется к тому, кто отважится на все, и побоится противника, который ничего не делает очертя голову.

(21) Я не говорю тебе: “Ничего не делай” – действуй, но пусть тобой руководит разум, а не удача; всегда владей собой и всем, что у тебя есть; будь всегда наготове, не упускай счастливого случая и не предоставляй такой случай врагу. (22) Тому, кто не торопится, все ясно и все понятно, поспешность неосмотрительна и слепа».

40. (1) Ответная речь консула отнюдь не была бодрой – он понимал, что слова Фабия справедливы, но легче было сказать их, чем применить на деле: (2) «Диктатор едва мог вынести начальника конницы[274], а хватит ли у меня, консула, сил и влияния для борьбы с беспокойным, взбалмошным сотоварищем?

(3) В первое свое консульство он разжег в народе такой пожар, что сам выскочил из него полуобгорелым. Да будет все благополучно; если же случится какая беда, то я предпочту погибнуть от вражеских дротиков, а не от ярости голосующих граждан».

(4) После этих слов Павел, как рассказывают, отбыл в сопровождении виднейших сенаторов; консула-плебея провожали его плебеи – толпа была большей, но достоинства ей не хватало.

(5) По прибытии в лагерь смешали старое и новое войско, солдат разместили в двух лагерях: новый, меньший, был ближе к Ганнибалу, а в старом была большая часть войска и весь его цвет; (6) Марка Атилия, консула прошлого года, извинявшего себя старостью, отправили в Рим; Гемина Сервилия поставили начальником в меньшем лагере, под его командой находились римский легион и две тысячи союзной пехоты и конницы.

(7) Ганнибал невероятно обрадовался прибытию обоих консулов, хотя и видел, что вражеское войско увеличилось в полтора раза. (8) Награбленного продовольствия оставалось только на день, а грабить больше было негде: все хозяева свезли хлеб из своих открытых усадеб в укрепленные города; (9) хлеба оставалось – об этом узнали позже – едва на десять дней; голодные испанцы перешли бы к римлянам, если бы те стали ждать, как пойдет дело.

41. (1) Но тут сама судьба подтолкнула стремительного и бестолкового консула[275]: солдаты, стремясь захватить фуражиров, без приказа, без подготовки начали беспорядочное сражение, окончившееся для римлян и пунийцев по-разному – (2) у врагов убито было около тысячи семисот человек, у римлян и союзников не больше ста.

Победители опрометью кинулись было в погоню, но Павел, (3) у которого в этот день была власть (консулы командовали поочередно) остановил их, боясь засады, а Варрон вопил и негодовал: «Врага выпустили из рук; если бы не прекратили сражения, война была бы окончена».

(4) Ганнибала потери не очень огорчили: он считал, что пылкий и бестолковый консул, а еще больше новобранцы, только разлакомились. (5) Все происходившее у неприятеля было ему так же известно, как все в своем лагере: он знал, что римские командующие – люди разные, что между ними согласия нет и что почти две трети войска – новобранцы.