– Вот дурачье, – говорит. – Как ни бейся, из дерьма пулю не сделаешь. Давайте-ка лучше втроем ляжем в постель и посмотрим, что из этого выйдет.

– Умолкни, Элис, – отрезал Альфред. – Тебе не понять: такая возможность подворачивается раз в жизни!

– Возможность, которая подворачивается раз в жизни, – это то, что предложила я, – сказала миссис Хоупвелл, вернулась в зеркальную комнату и принялась бить в гонг.

В конце концов Альфред прислонился к холодильнику и обхватил голову руками.

– Гамп, – говорит, – это уму непостижимо. Ты вырвал меня из лап неминуемого краха – и вернул туда же. Но я не сдамся. Сейчас я вызову полицию и прикажу опечатать кухню. А завтра сюда прибудут в полном составе мои подчиненные, изымут все продукты, какие ты только мог вбухать в эту жижу, и переправят их в Атланту.

– В Атланту? – удевился я.

– Да, клянусь твоей пухлой задницей, Гамп. А самым ценным продуктом будешь ты!

– Кто, я?

– Именно ты, Гамп. Твой необъятный зад будет маячить у нас в лаборатории до победного конца. Вообрази, Гамп. Сегодня – Атланта! Завтра – весь мир!

Когда я уходил за вещами, из окна улыбалось лицо миссис Хоупвелл, а мне почему-то думалось, что перетурбации мои на этом не закончаца.

Короче, вечером опять пришел я к миссис Каррен и от нее позвонил в мотель Дрыну – сказать, что отказываюсь снабжать население энциклопедями.

– Ну-ну, хорошо же ты отплатил мне за мою доброту, Гамп! – возмущаеца он. – Нож в спину! Как я сразу тебя не раскусил?

А под конец вобще смешал меня с дерьмом и бросил трубку.

Ладно, по крайней мере в этом деле поставлена точка.

Когда я освободился, малыш Форрест уже видел тридесятый сон, а миссис Каррен и спрашивает: что, мол, происходит? Я расказал, что энциклопедями занимаца больше не буду, а поеду в Атланту, подсобить Альфреду с произвоцтвом «Нью-коки» – отказываца нельзя, посколько это принесет не малые срецтва и позволит обезпечить Форреста-младшего. Она не возрожала, только попросила меня на прощанье поговорить с малышом Форрестом и обьеснить, кем я ему прихожусь после кончины родителей. Я спрашиваю: может, у вас лутше получица обьеснить, но она ни в какую:

– Я считаю, Форрест, в жизни каждого человека настает момент, когда приходится брать ответственность на себя, и сейчас для тебя настал такой момент. Вероятно, тебе будет нелегко, но через это надо пройти. Своим рассказом ты должен произвести на ребенка неизгладимое впечатление.

Понятно, что миссис Каррен была права, но я даже не знал, с какого боку к этому поцтупица.

На утро я встал пораньше, миссис Каррен сварила кашу и помогла мне собраца в дорогу. Альфред обещал заехать за мной ровно в девять, так что разговор с малышом Форрестом обкладывать было нельзя. Когда он позавтракал, я вызвал его на крыльцо.

– Мне, – говорю, – придеца на какое-то время уехать, но прежде ты должен кое-что узнать.

– Что узнать? – спрашивает он.

– Ну, во-первых, неизвесно, долго ли я пробуду в отъезде, но ты слушайся миссис Каррен.

– Она же моя бабушка. Я всегда ее слушаюсь, – говорит малыш Форрест.

– Учись на отлично, веди себя как следует, договорились?

Он нахмурился и странно как-то на меня смотрит.

– Слушай, ты мне даже не папа. С чего это ты решил меня воспитывать?

– Вот-вот, – говорю ему, – об этом я и хотел с тобой потолковать. Понимаешь, на самом деле я как раз и есть твой папа.

– Неправда! – вскричал он. – Мой папа заболел и лежит дома. А как выздровеет— сразу приедет и меня заберет.

– Я тебе должен еще кое-что сказать, – говорю. – Твой папа не выздровеет, Форрест. Он теперь там же, где твоя мама, понимаешь?