Сегодня, если уж в недавних реконструкциях жизни и творчества ЧЛ, опубликованных по случаю его столетия, в 2009 году, Латинская Америка не получила должного места, вполне ею заслуженного, то что уж говорить об африканском континенте. На самом деле мы очень мало знаем об эволюции взглядов Ломброзо на Африку. Также мало известно о том, как и в какой степени Ломброзо был согласен с типичным образом Африки, распространенном в конце XIX века; о том, насколько эти мысли воздействовали на восприятие африканцев первым поколением колонистов и/или этнографов; о том, что Джордж Стокинг определял как «этнографическая чувствительность», как непосредственно в Африке, так и в разных странах Латинской Америки.

Европейские расовые теории конца XIX – начала XX веков определялись в заметной степени спорами, возникшими вокруг Берлинской конференции (1884–1885), важной вехи расовой мысли, особенно связанной с ситуацией в Африке. Конференция определила расовую географию мира, согласно которой всякий континент или регион существовал не только во взаимодействии с другими, как макроформа коллективной идентичности, но и закрепила новую иерархию наций в соответствии с критериями прогресса, вырождения и упадка. Континенты в этой географии были соединены между собой чем-то вроде цепи зеркал. Европа существовала не только как функция Африки и Азии, с которой ощущала больше связанной направлением прогресса, но и Нового Света, противопоставлявшего себя старому (и вырождающемуся) континенту. Эти представления проецировались на географические карты, где каждому континенту соответствовала своя идеальная раса: белые в Европе, черные в Африке, желтые в Азии и индейцы в Америке. В точности, как на климатических картах – земли умеренного климата, цветом розовые или зеленые; Африка, континент с жарким климатом, выкрашена в черный или темно-коричневый; Азия – желтая, а Америка – красная. Африка виделась противоположностью прогрессу, обе Америки (и иногда Океания) казались землями будущего, местом эксперимента и новой социальной и расовой инженерии. На Севере она чем-то напоминала Англию, населенную преимущественно ариями, а на Юге более родственными землям «латинян». Новая гео-расовая иерархия создавала свой расовый габитус – чаще всего с расистским уклоном – являвшийся следствием того, что Эрик Хобсбаум (1987) назвал «веком империи», периодом, длившимся приблизительно от поражения французов при Седане до убийства австрийского эрцгерцога Фердинанда в Сараево. Берлинская конференция изменила также и поведение первых итальянских антропологов: некоторые были взволнованы и отправились в миссию в колонии (таков был случай ПМ); другие увидели в расцвете колониализма триумф британской империи и способ отвлечь внимание от национальных социальных проблем; третьи, признавая возражения, присоединились к оппозиции жестокости колониализма как такового. Ломброзо колебался между двумя этими последними группами, не без определенной доли лицемерия.

На самом деле Африка, впрямую, но прежде всего, косвенно, прочно вошла в жизнь ЧЛ. Он взрослел в период империй и пытался создать науку, созвучную времени, а еще больше – идее прогресса, он бы хотел превратить Италию в одну из Великих наций. Кроме того, его заметно мучил вопрос определения примитива, что замечательно показал Торговник (Torgovnick, 1990) – скорее как проблема, в меньшей степени как решение задач западной культуры, что задолго предвосхитило течение примитивистов первого десятилетия XX века. Согласно ЧЛ, предшественника Фрейда, примитив находился у нас внутри, в наших атавистических формах и поведении, периодически проявлялся во всех людях и особенно сильно и опасно в малочисленной группе, названной им «прирожденные преступники». Ему казалось, что континентом, на котором могло бы проживать подобное население, была Африка. ЧЛ полагал, что Южная Америка составляла часть так называемого Нового Света – будущего, которое в один прекрасный день могло наступить и для итальянцев. Континент стал бы тем, чем Австралия и Соединенные штаты были для англичан, важной частью картины мира, интерпретатором которого он так стремился быть. Если в Африке можно было найти следы прошлого, то почему бы в Америке не пытаться увидеть черты будущего человеческого вида. Сегодня мы можем прийти к заключению, что это были зеркальные отражения, и что Старый Свет не мог существовать без своей противоположности, Нового Света