– Я? Меня? Кто, кто ж-жалуется? – заикался трезвеющий Петушок, пытаясь застегнуть трясущимися руками верхние пуговицы мятой рубашки. С трудом справился, пригладил рукой волосы и застыл, вытянув руки по швам.

– Соседи, товарищи по работе – советские граждане. Вот, мне – руководителю страны – пришлось вмешаться. Может, предложишь сесть или так и будем разговаривать стоя?

Вмиг с лавки, подпирающей стену дома, были сброшены вёдра, тазы и прочий гремящий хлам. Нерадивый хозяин вытер рукавом освободившееся место и с поклоном пригласил сесть.

– У меня, – с трудом выговаривая слова, посетовал старый больной Леонид Ильич, – конечно, очень много забот, – отдёрнув брюки на коленях, он неловко уселся на низкую лавку. Покряхтел, пожевал губами и одышливо продолжил: – но как же я могу не помочь, не вмешаться? Ведь речь идёт о нашем, советском человеке. Очень хочется знать, что у тебя на душе. Сядь, не стой как истукан.

Петушок осторожно присел рядом. Генсек медленно повернул к нему голову и стал смотреть не мигая, будто пытался прочесть мысли.

Пьяница отвернулся, потупился, прохрипел через пересохшее горло:

– Ну да, я.…это, бухаю, то есть пью, прогуливаю работу. Так вот, вообще…

– Вообще! – передразнил Леонид Ильич. – Вся страна готовится в октябре отметить годовщину новой конституции – мощного средства дальнейшего развития и углубления социалистической демократии. Вдохновлённые граждане совершают трудовые подвиги – выполняют обязательства, взятые на третий год пятилетки. А что лично ты сделал для страны, партии, народа?

– Ничего… – удручённо прошептал Петушок и тихо заплакал, уткнувшись лицом в суконное плечо генсека.

– Ну-ну-ну. – Леонид Ильич по-отечески погладил вспотевшую голову пьяницы. – Бросай пить, вернись на работу – влейся в трудовой коллектив.

– Брошу, вернусь, – хрипы сменились всхлипами, – вольюсь, исправлюсь.

– Вот и хорошо. Знаешь что? Приезжай ко мне в Москву на праздник 7 ноября!

– А можно? – заплаканные глаза Петушка округлились.

– Конечно! Как приедешь, сразу иди в Кремль, на входе скажи охране, что ты мой друг и тебя пропустят. Посидим по-простому, без затей. Попьём чай с вишнёвым вареньем. Ты какое любишь – с косточками или без?

– С косточками.

– Я тоже.

Оба засмеялись.

– Побываешь на параде. Приезжай! – Леонид Ильич хлопнул себя по коленям. – Пора в путь, скоро стемнеет. Я вот подумал, нужно взять у тебя что-нибудь в память о нашем знакомстве. Подари мне… – генсек обвёл взглядом двор, – вот хотя бы его, – и показал на осторожно выглядывающего из-за будки Кая.

– Зачем он вам? Худой, вонючий, – Петушку стало стыдно, что у него такой пёс.

– Хочу! Старческая причуда, – пожал плечами Леонид Ильич и тяжело поднялся с лавки.

Пьяница засуетился, схватил цепь и с силой потащил упирающегося, скулящего Кая на середину двора. Пёс не хотел подходить к генсеку, будто чего-то боялся.

– Позови моего шофёра, он возьмёт собаку.

Проводив гостя до самой машины, Петушок услужливо открыл дверцу. Прежде чем сесть, Леонид Ильич неожиданно притянул его к себе и, заключив в объятия, крепко поцеловал три раза: сначала в левую щеку, потом в правую и, наконец, в губы. Обалдевший пьяница долго махал вслед лакированной «Чайке» и, вернувшись, начал кружить по двору, представляя чаепитие в Кремле, парад…

Вот стоит он, Фёдор Петушков, в ратиновом пальто и каракулевой шапке-пирожке на трибуне мавзолея. Рядом генсек. Вокруг важные политические деятели. Внизу с транспарантами, шарами и детьми на плечах шагают стройные колонны ликующих трудящихся. Из ртов, кричащих дружное «Ура!», вырываются облачка пара. Взгляды празднующих 7 ноября граждан обращены на руководство страны. Люди спрашивают друг у друга: «А кто этот интересный мужчина, что стоит рядом с Леонидом Ильичом?» «Как, вы не знаете? Это же Фёдор Петушков – лучший друг нашего дорогого генерального секретаря!» – отвечают другие. «Интересно, он женат?» – мечтательно закатывают глаза нарядные москвички.