Я очень хочу, чтобы ты, когда спустишься вниз, первым делом подошёл к мистеру Бреннану и извинился перед ним за своё поведение. Ему сейчас нужна наша поддержка. А ты обвиняешь его в…

Отец не договорил, запнулся на этих словах. А потом ещё раз тяжело вздохнул, сжал губы и пошёл обратно вниз. Я остался стоять на пороге. Когда отец спустился, я увидел Бреннана между перил лестницы. Он сидел на диване, укрытый серым пледом, в руках он сжимал чашку горячего чая. Рядом с ним сидела моя мать и обнимала его за плечи, что-то тихо говорила ему. Он выглядел крайне измождённым. На миг я почувствовал к нему жалость. На миг я действительно засомневался в том, что услышал от него. Быть может, он так корит себя за смерть своей семьи, что готов обвинить себя в их смерти? Мне надо лишь спуститься вниз и извиниться перед ним…

…Но именно в этот момент он поднял свои бездонные пустые глаза вверх, словно зная, что я стою на пороге своей комнаты. И широко улыбнулся. Мне. Той самой ужасающей улыбкой, от которой холод пробрал меня до глубины души. Я хотел закричать, показать родителям какой он. Но через секунду он уже стал прежним, измученным горем отцом погибшей семьи. Никто не увидел этой мимолётной перемены. Эта дьявольская улыбка предназначалась только мне.

Я резко и громко захлопнул дверь, чтобы не встречаться с ним больше взглядом. Забрался на кровать и вновь уставился перед собой. Теперь я не хотел выходить из комнаты. Я не знал, что мне делать дальше…

Остаток дня я не шелохнулся: продолжал сидеть на кровати и смотреть на дверь. Я внимательно слушал, что происходило внизу. Я слышал обрывки разговоров: родители пытались оправдать моё поведение, говорили, что я ещё мал и многого не понимаю, что мне тоже трудно перенести утрату друга. Бреннан соглашался с ними и не осуждал меня ни в чём. Я слышал звон посуды: они ужинали. Ко мне никто не поднимался и не звал к столу, ведь отец ясно дал мне понять, что ждёт, чтобы я сам спустился вниз и поговорил с этим человеком. Но мне нечего было ему сказать. Я хотел только одного: чтобы он исчез из нашего дома.

Я всё смотрел и смотрел на закрытую дверь. За окном стемнело. Родители поднялись наверх, под их ногами скрипнули половицы. Они вошли в свою комнату. Ещё несколько минут слышались их неразборчивые тихие разговоры.

А потом настала тишина. Я поймал себя на мысли, что ещё не слышал такой тишины. Всегда по ночам до меня доносился свист ветра в каминной трубе, или лай собаки у соседей через улицу. Но сейчас тишина буквально звенела у меня в ушах. А я всё смотрел на тёмный проём двери в сгустившихся сумерках. Усталость начинала брать верх. Веки словно налились свинцом. Но я заставлял себя не спать…

…В этой кромешной тишине раздались отчётливые шаги. Я вздрогнул, сон исчез без следа. Шаги стали приближаться. Они поднимались по лестнице. Половицы не скрипнули, но Бреннан – это был именно он, ведь больше никого не было в доме – приблизился к моей комнате. Я слышал, что он встал прямо за дверью. Сердце бешено колотилось в груди, я слышал каждый оглушительный удар. Я сжал зубы, чтобы не закричать. Мне стоило это неимоверных усилий.

– Алан, впусти меня, – услышал я его настойчивый шёпот за дверью.

Я нарочно прикусил ладонь – боль помогла отвлечься от страха. Голова кружилась от напряжения, я думал, что мог бы потерять сознание.

– Они не верят тебе? Твои собственные родители не верят тому, что ты им рассказываешь, – зашептал он дальше. – Они верят мне. Хоть я им и лгу. А ведь я посторонний человек в вашем доме. Но моё слово значит для них больше.