Слова больше всего выжигали страницу, на которой они были написаны.

Слова больше всего ранили тех, кто носил их в своем сердце.

Я шла по коридору. Красный свет ярко окрашивал мои темные волосы и кожу. Даже белое платье на мне приобрело оттенок крови.

В коридоре было холодно, и с каждым шагом на меня лился новый свет. Тьма, какой бы кромешной и бесконечной она ни казалась, расступалась передо мной и растворялась в алом цвете.

Мой взгляд на мгновение переместился на бездонную тьму в конце коридора, и сердце забилось сильнее. Время, в котором я существовала, втолкнуло меня в этот коридор, и теперь, как нестареющая женщина, я медленно приближалась к темноте. Свет обволакивал и обжигал меня, а страницы романа заполнялись алыми буквами.

С каждым шагом по коридору я оставляла позади эпоху, которую провела с отцом под светом. Продвигаясь в глубь темноты, слишком непроглядной, чтобы ее осветить, я позволяла слезам катиться по щекам, оплакивая каждую эпоху, которую оставляла позади. Пульс участился, змеей обвиваясь вокруг моего сердца. Ребра изо всех сил пытались защитить его подобно крыльям ангела, выводившего слезами слова на стенах рая. Но сердце было объято пламенем.

Я укрывалась в надежных объятиях ангела, выводившего слезами слова на стенах рая, – укрывалась от единственного дьявола, который мог прочесть эти слова. Как тот дьявол прикрывал черными крыльями слезы ангела, чтобы никто больше не смог их увидеть, так и ангел закрывал меня большими, крепкими руками. Я чувствовала тяжесть его волос на своем лице, и с каждым шагом мне казалось, что мы поднимаемся по лестнице, соединяющей этажи ада, а вокруг нас разгорался огонь, который обжигал и мою кожу, и кости. Я чувствовала его горячее дыхание, проникавшее в мои ушные раковины, овевавшее волосы и гревшее кожу, которая уже была порабощена пламенем.

Его тень нависла надо мной, его тень превратила ночь в солнце, и на меня обрушилась настоящая тьма. Я знала, что нахожусь в объятьях Эфкена, но мое сознание будто парило в пустоте, проваливаясь сквозь нее как перышко. Я была белоснежным одуванчиком, и стоило адскому дыханию Эфкена коснуться меня, как я распадалась на молекулы.

Кровь, болезненно пульсирующая в жилах, влекла за собой великое извержение, разрывая вены, открывая в них глубокие трещины, которые невозможно было залечить, и вытекая наружу. Не было ни звуков, ни запахов, ничего, что подсказало бы мне, где я нахожусь. Но я знала, что нахожусь в его объятьях и чувствую себя в безопасности. Да, здесь не было ничего, кроме ощущений, которые были реальны и окружали меня со всех сторон.

Внезапно я поняла, что он положил меня на что-то мягкое, видимо, на кровать. Я чувствовала его взгляд на себе, пока сворачивалась калачиком и устраивалась поудобнее, чтобы вернуть подобие безопасности. Окружающий мир напоминал черно-белый кинофильм. Я качала головой и тихо постанывала от боли в горле, а когда ощутила, что на меня натягивают одеяло, крепко вцепилась в него и нахмурилась.

– Ты честная, – услышала я его слова, но никак не отреагировала: губы пересохли, и меня всю знобило. – Но это еще не все. Ты благородная.

Я знала, что я такая. Знала, что унаследовала эти черты от отца. Знала, что буду противостоять ему, даже если он решит все-таки убить меня. Сейчас мне просто было холодно. Он мог бы молча накрыть меня одеялом, и ему не нужно знать, что меня больше не волнует, что произойдет дальше, потому что я собираюсь защищаться так или иначе. Я вонзила пальцы в ткань толстого одеяла, словно хотела прорвать хлопок, как вдруг почувствовала, как кровать прогибается под тяжестью, и мое тело сползает в его сторону. Я была так слаба, что даже не смогла вернуться на свое место.