В том 1925 году, когда расцвела взаимная любовь мулатки Габриэлы и араба Насиба, сезон дождей затянулся настолько дольше обычного и необходимого, что владельцы плантаций какао, как испуганное стадо, метались по улицам города и, сталкиваясь, беспокойно спрашивали со страхом в глазах:

– Неужели это никогда не закончится?

Речь шла о дожде: никогда раньше они не видели столько воды, льющейся с неба днём и ночью почти без перерыва.

– Ещё неделя – и всё пропадёт.

– Весь урожай…

– Боже мой!

Они говорили, что новый урожай должен стать рекордным, намного превосходящим прежние. При стабильно высоких ценах на какао это означало ещё большее богатство, процветание, изобилие, кучу денег: самые дорогие гимназии больших городов для сыновей полковников, новые особняки на вновь проложенных улицах для их семей, привезённую из Рио шикарную мебель, рояли для музицирования в гостиных; новые магазины, процветающая торговля, реки спиртного в многочисленных кабаре, новые женщины с каждым пароходом, азартные игры в барах и отелях – словом, прогресс, так называемая цивилизация.

Сейчас трудно представить, что эти затянувшиеся проливные дожди, ставшие угрозой для урожая, пришли с большим опозданием, их ждали с нетерпением, о них молились. Несколько месяцев назад полковники поднимали глаза к ясному небу в поисках облаков, верных признаков близкого дождя. Многочисленные плантации какао, которые занимали уже весь юг Баии, с нетерпением ждали дождей, необходимых для созревания только что завязавшихся плодов, сменивших цветы на какаовых деревьях. Процессия в честь Сан-Жоржи[33] превратилась в этом году в страстный коллективный обет покровителю города.

Богатый, украшенный золотом паланкин со статуей святого гордо несли на плечах самые известные люди города, крупнейшие фазендейро, облачённые в алые мантии братства, а это дорогого стоило, так как полковники не отличались благочестием, не ходили в церковь, игнорировали мессы и исповеди, оставив эти занятия слабой половине человечества.

– Церковь – это для женщин.

Они ограничивались тем, что откликались на просьбы епископа и священников о пожертвованиях на строительство и праздники: на постройку монастырской школы для девочек на холме Витория и резиденции епископа, на воскресные школы, церковные службы, на празднования в честь Девы Марии, церковные ярмарки, на праздники Святого Антония и Сан-Жуана.

В этом году, вместо того чтобы напиваться в барах, полковники как один шли в процессии со свечками в руках, каясь и суля Сан-Жоржи златые горы в обмен на долгожданные дожди. Толпа, следовавшая за паланкином, подхватывала молитву священников. Отец Базилиу, в праздничном облачении, с покаянным видом и молитвенно сложенными руками, звучным голосом читал молитвы. Он был избран для этой почётной обязанности за выдающиеся заслуги, которые все признавали и уважали, но в придачу этот святой человек и сам владел землями и плантациями и был напрямую заинтересован в божественном вмешательстве. Поэтому он молился с удвоенным пылом.

Старых дев, толпившихся у образа Святой Марии Магдалины, взятого накануне из церкви Сан-Себастьян для участия в церемонии, охватил экстаз при виде страсти, с которой молится священник, человек совсем не склонный к экзальтации. Обычно он второпях бормотал свои проповеди и не слишком прислушивался к тому, в чём ему исповедовались прихожане – в отличие от падре Сесилиу, например.

Мощный и вдохновенный голос падре возносил страстную молитву, ему вторили визгливые голоса старых дев, дружный хор полковников, их жён, дочерей и сыновей, торговцев, экспортёров, батраков, приехавших на праздник с отдалённых фазенд, грузчиков, рыбаков, проституток, приказчиков, шулеров и прочих проходимцев, мальчиков из воскресных школ и девушек из Ассоциации Девы Марии. Молитва была обращена к чистому безоблачному небу, где, как смертоносный огненный шар, палило безжалостное солнце, способное уничтожить едва завязавшиеся плоды на деревьях какао.