Она наклоняется ближе, её духи давят на виски.

– И, на всякий случай, это ты мне вчера позвонил. Весь в раздрае. Я пришла.

Меня тошнит.

– Почему я этого не помню?

Она пожимает плечами:

– Может, это освежит твою память.

Протягивает телефон. Сердце проваливается куда-то в пятки, когда я вижу фотографии. Мы в постели.

Я резко моргаю, но изображение остаётся.

– Даже не пытайся их удалить, – невозмутимо говорит Анджела. – Я уже отправила их себе на почту.

Она достаёт жвачку из сумочки, лениво засовывает в рот и наблюдает за мной, будто это забавный эксперимент.

– Я… – у меня пересыхает во рту. – Я думал, ты любишь Беатрис. Ты с Феде…

Анджела снова пожимает плечами и отводит взгляд. Но я знаю её слишком давно, чтобы не заметить проблеск вины в её глазах.

Я резко подхожу ближе, хватаю её за плечи и встряхиваю.

– Что, чёрт возьми, происходит? Почему? Почему ты это делаешь, Анджела?!

Она не отвечает, избегает моего взгляда. Я с силой отталкиваю её.

– Что бы это ни было, что заставило тебя меня предать после всего, что я для тебя сделал… Надеюсь, оно чёртовски того стоит! Проваливай. Если я ещё раз тебя увижу, ты пожалеешь, что вообще меня встретила.

Она выпрямляется, поправляет волосы и усмехается:

– Ты ничего мне не сделаешь. Федерико взбесится, если узнает, что ты мне угрожаешь.

– Давай. – Я бросаю ей вызов, голос режет, как стекло. – На самом деле, я сам ему скажу. Уверен, ему понравится узнать, что ты всё ещё творишь дерьмо. Ты не изменилась ни капли с детства.

Страх вспыхивает в её глазах, но на мгновение. Затем она фыркает, разворачивается на каблуках и уходит, хлопнув дверью.

Почти сразу раздаётся ещё один стук, и в комнату заходит Домани. Выглядит он так же хреново, как и я. Глаза прищуриваются, когда он замечает Анджелу, проходящую мимо.

– Эй, Дом, сколько лет, сколько зим, – бросает она через плечо. – Вчера было весело, да?

Он даже не реагирует. Просто провожает её взглядом, затем медленно переводит его на меня. Потом – на кровать.

– Какого чёрта произошло прошлой ночью?

Я вздыхаю, откидываясь назад.

– Надеялся, что ты мне скажешь.

Домани проводит рукой по лицу, садится на ближайший стул.

– Всё, что я помню, – это как мы пришли в клуб. Тебя поздравляли, девчонки танцевали на нас… и всё. А очнулся я в чёртовой лестничной клетке, чувак.

Голова начинает раскалываться ещё сильнее.

Чёрт бы побрал эту ночь.

Домани падает в кресло, держась за голову, тихо стонет.

– Чувствую себя как после чертовой автокатастрофы, – бормочет он.

Я смотрю на него мрачно, сердце колотится так, что, кажется, вот-вот пробьёт рёбра. В горле пересохло, а в висках пульсирует глухая боль. Осознание происходящего накатывает, жжёт глаза.

– Я бы с радостью поменялся с тобой, – выдыхаю, стискивая зубы.

Он поднимает мутный взгляд, но я даже не смотрю на него. Провожу ладонями по лицу, пытаясь согнать этот проклятый кошмар.

– Я ни хрена не помню… но… похоже, я трахнул Анджелу.

Эти слова звучат как приговор.

Я резко вскакиваю, стул с грохотом падает назад.

– Это ни хрена не имеет смысла! – Я срываюсь на крик. Грудь сдавливает, дышать тяжело. – Как, чёрт возьми, так получилось, что мы оба ничего не помним?! Где Лука? Где, блядь, вся моя охрана, за которую я плачу, чтобы такого не случалось?!

Домани устало трёт висок.

– Мы были только с Эдди и Нико, потому что Лука должен был следить за безопасностью, помнишь?

– Так где же они, чёрт возьми?! – рычу я, вцепляясь пальцами в волосы.

– Блин, кузен, моя башка раскалывается, и я в таком же ахуе, как и ты. Мне так хреново не было со второго курса, когда нам подмешали в выпивку экстази. Помнишь? Я очнулся в кустах, а ты – в мусорном баке.