Как-то в столовой, Ирина среди прочих пациентов стояла в очереди за положенной им гадкой остывшей размазней. Она не сразу заметила пожилого, небритого человека, который с видом проезжающего вельможи, проходил мимо, неожиданно остановился напротив и воззрился на нее. Постояв так немного, он вдруг вытаращил глаза и восторженно возопил:

– Э-ли-са-ве-та!.

Затем, опомнился и, сдержанно поклонившись, резюмировал:

– Вы красивы.

И тут же брезгливо сморщившись, раздраженно и резко кинул в лицо проходившей мимо санитарке:

– А вы НЕРЯХА!..

И снова глянул на Ирину, подобрел, кивнул благосклонно и удалился так же важно.

…Признаться более тонкого и душевного комплемента Ирина в жизни своей не получала. Это был единственный приятный момент за все время ее заточения.

Из разговоров персонала Ира потихоньку начала понимать, что за народ ее окружает.

Вон там, в углу к кровати привязана, молодая женщина. Она лежит неподвижно целыми днями, глядит в потолок не мигая, будто бы спит с открытыми глазами. Ее руки перебинтованы от запястья до самого локтя ведь женщина эта самоубийца.. Сейчас она кажется безучастной, но это лишь видимость.. Недавно ей удалось высвободиться. С неожиданной прытью метнулась она к подоконнику, схватила стоявшую там железную кружку и со всего размаху начала наносить себе удары по рукам, голове, шее, срывая бинты, издавая животные звуки, рыча и визжа!. Ее исступление тут же передалось другим пациентам, двенадцать человек взбудоражено забегали, закричали, забились, завопили. Ирина тоже вскочила, ей было страшно посреди всего этого буйства. В палату ворвались привлеченные шумом санитары, виновницу беспорядков связали, обездвиженная она затихла в своем углу. Остальные тоже замолкли – санитаров боялись.

Было жаль женщину. Ирина все думала: «Что же с ней приключилось?. От чего она так тяготится жизнью?..» Но в палате сгущалась темнота, ночь стирала все вопросы, не ответив ни на один…

По несколько раз на дню в их палату заглядывает щупленький, в чем душа держится, юноша. У него тоже была своя особенность – он ненавидел рыб. Любых. Но пуще всего живых. Где бы это ни случалось – в официальном учреждении, зоовыставке, в гостях у знакомых – если твари эти попадались ему на глаза, он тут же выхватывал из-за пазухи маленький ножичек и безжалостно расправлялся с ними! На мелкие кусочки! Ножичком, ножичком! Всех до единого! Покуда взбаламученная вода, не превратиться в колыхающуюся взвесь водорослей и отделенных друг от друга, хвостов, голов, плавников.. Ужас очевидцев можно себе представить! Но это было сильнее его! Он должен! Что же он может поделать?!. Ведь рыбы хотят ВЫСОСАТЬ ЕГО МОЗГ! А ведь в этом мозгу такие сведения!… Даже во сне они пытаются до них добраться!.. Поэтому он не может спать. Он начеку!

Прежде он всегда держал при себе кухонный ножечек, чтобы мерзавки не застали его врасплох… А теперь? Как безоружному защищаться? Разве докторам объяснишь?!.. И он снова бредет по палатам, заглядывает внутрь и вежливо так интересуется:

– А ножичка.. не найдется у вас?..

Жизнь и в застенке жизнь.. И есть у нее свои законы..

Ее звали Валя. Он в Ирининой памяти остался без имени.

Валя была невысокой, моложавой женщиной лет пятидесяти. На фоне седых волос, контрастно выделялись ее черные, блестящие глаза и темные брови. А пристальный, напряженный взгляд, подчеркивал замкнутость характера.

Судьба у Вали была не из легких. Ребенком осталась она без матери. Отец – профессор филологии одиночества не выносил, но был неуживчив, и Валю поочередно растили двенадцать мачех, одна другой забористее. Были среди них и классические – с родными дочками – любимицами. Такое уж было Валино «счастье». И все-таки она выросла, даже выучилась в медицинском училище и уехала на практику в деревню. Симпатичная, скромная девочка своим появлением сама того не желая, взбаламутила размеренную деревенскую жизнь. У нее появились ухажеры, и.. ревнивые завистники.. Дальше темная история.. Свидетелей не было, участники происшествия вывернулись, до суда дело так и не дошло. Не кому было ради нее огород городить. Она вернулась. Синяки зажили. Душа нет. В общем, было от чего развиться маниакально депрессивному психозу, который с тех пор сезонно – каждой весной и осенью – давал о себе знать. Валя регулярно ложилась на профилактику. В остальное время она вполне мирно работала техничкой в этом же заведении под присмотром своих лечащих врачей.