Одержимость идеей помогла Ирине с легкостью пережить этот не слишком удачный опыт. Она бредила другим, остальное ее мало трогало. А девственность… подумаешь девственность, рано или поздно все равно это случилось бы, не велика была потеря..
…Ирочка упорно отказывалась существовать в соответствующих общепринятым нормам рамках. Не желая ни учиться, ни работать в городе, всячески демонстрировала асоциальное поведение. А в те времена это считалось чуть ли не преступлением, за которое легко можно было и за решетку угодить.. В конце концов, ее измученные тревогой родители решились на крайнюю меру. В один далеко не прекрасный для Ирины день, после очередного громкого спора на пороге их квартиры появились санитары.
С этой минуты для Ирины все обернулось в не прекращавшийся многомесячный кошмар:
– Мама! Не надо!! Пустите!!. – Верещала она, выворачиваясь и кусаясь.
Инъекция сломила сопротивление. Лекарство подействовало быстро. Ужас сменился безразличием. Оцепенев, словно насаженная на булавку бабочка, она очутилась во власти посторонних людей. Безразличные, сильные руки опутали ее, подхватили и понесли. Мама, кусая губы, проводила дочь до двери. Собиравшийся на занятия старший брат ошалело, с непроизвольной гримасой брезгливости на лице следил за происходящим. Убитый горем отец так и не вышел из своей комнаты…
«…Едем, едем, не доедем… И городок вроде не большой, а дорога все не кончается… бесконечное, невыносимое, безразмерное время, еще немного и собственное бессилие разорвет меня на куски.. Только пантера и выручает. Она такая огромная, иссиня черная. Вон как бежит! Красиво. Я ее отчетливо вижу, когда она через ухабы перелетает… тогда она поворачивает ко мне свою великолепную голову… Взгляд у нее такой… янтарный и переменчивый, он даже сквозь потное стекло проникает в нутро машины, и до самой глубины пронзает мою плоть, становясь ядовито-желтым, и узкий зрачок, как пиявка всасывается в печень, телу становится нестерпимо жарко, конечности холодеют, не пошевелиться… И ты тоже! Ты-то за что меня мучаешь!?..
Эй! Отгоните же зверя!!!.. Лица моих сторожей мертвы… Кожей чувствую их гнетущее присутствие… язык меня не слушается… а мысль все-время проваливается в зияющую щель между головой и отделившейся от нее верхушкой черепа… так больно там звенит.. то-оненько, словно комариный писк, э-э-эй..!.»
Дальше бессвязные обрывки… задавленная лекарствами память сохранила лишь скудные лоскутки… разрозненные, смутные..
Вот она привязана к койке… за руки, за ноги… обездвижена… от обшитого грубой клеенкой матраса преет спина…
…огромная палата… белесый, тусклый свет пробивается сквозь пыльные зарешеченные стекла…
…Потом тусклые, темно-зеленые коридоры… она вяло, бездумно слоняется по ним… механически выполняет указания санитаров… без воли без, чувства…
.. И еще насмешки, окрики, но нет реакции… все мимо… Все.
Первым, что ощутила Ирина вполне явственно, было отвращение к таблеткам, которыми ее постоянно пичкали. Однажды она, почти бессознательно, прекратила их глотать, притворяясь, языком перемещала их за щеку, затем незаметно выплевывала в кулак, и пряча руку в складках одежды, пробиралась в сортир, и там от них избавлялась… Уже к концу первого дня она почувствовала себя значительно лучше, яснее.
За просветлением пришло и осознание. И тут она обнаружила, в каком ужасном месте находится. Все же прежде таблетки ограждали ее от многих тяжелых для понимания вещей.
Вокруг бродили странные, апатичные люди, глаза которых были пусты и этим страшны. Уставится такой на тебя, и ты не знаешь что у него на уме.