– Мечта есть. Но они как с цепи сорвались. Ищут, под дверью сидят. Это что за неформальные отношения?

– Обидел Вождяру?

– Да пошел он!

Я выпиваю полный фужер и обнимаюсь с Сашей. Геннадий Федорович заждался. Мог бы и уехать наконец. Верный малец. Вернусь, возьму его в фирму.

Саша обнимает меня и выпускает на белый свет.

– Ты, Гена, в каком звании?

– В смысле?

– В армейском?

– Я ефрейтор.

– Ах ты, язви тя!

– Чего?

– А образование?

– Техникум. Холодильный техникум.

– А чего бомбишь? Чего на комбинате не воруешь?

– А не хочу…

Геннадий Федорович грустнеет.

– Ладно. В Пулково.

– Решились?

– Чего я решился?

– Улетать. А то неприятно так.

– Как?

– Как у вас.

…Мне хочется Геннадию Федоровичу недобрые слова сказать, но не говорю. И мы выворачиваем на Московский…

Улетать без билета можно долго, тем более, не очень понимая, куда и зачем. А можно и вылететь, как пробка из бутылки с квасом. Помню, в детстве четверть была. То есть бутылка на три литра, четверть ведра. В детстве все было настоящим. В четверти разливали квас – на черных сухариках, дрожжах, меду и много еще на чем… Если что-то было не так, пробка выстреливала. Квас выползал белой плотной пенной колбаской и разливался пахучей лужей. Потом к этому месту ночью выходили тараканы. Теперь нет тараканов в квартирах, клопов нет, моли. Ничего живого. Есть зона доступа. В ней живая тварь не живет. Даже воробьи. Теперь понятно, что это не квас был, а пиво домашнее. Вкусное, с пузырьком… Четверть эта появилась на ассоциативном плане в связи с вариантами эвакуации из города и никак не хотела исчезать, то есть совсем другой город звал. Но пока нужно было попадать в филиал, а то тысяча километров на Северо-Запад от первого родного дома, которого и нет уже, а окружающий ландшафт изменился неузнаваемо.

– Прощай, Гена. Вот тебе от щедрот.

– Много даете.

– Нет мельче. Бери.

– «Первый встречный, если ты, проходя, захочешь заговорить со мною, почему бы тебе не заговорить со мною? Почему бы и мне не начать разговора с тобой?»

– Чего это?

– Да Уитмен же! Надо купить.

– Не купишь. Не переиздают. Как Фридриха Энгельса.

– В библиотеке возьму.

– Я бы тебе подарил, да самому нужен. Купи через Интернет. Думаю, не очень тебя обуют. Держи книгу. Повози пока. Почитай. На обратном пути отдашь. Вернусь, найду тебя.

– Я в библиотеки не хожу. Давайте книгу. Вот номер свой пишу. Звоните.

– Вот что, Гена. Я пошел. Давай. Отращивай листья.

– Ага.

Аэропорт не есть место силы, он есть место бессилия. Зачем человеку лезть в противоестественный «Боинг» и отрываться от земли?

Можно было посидеть здесь в баре часов двадцать, и кто тебя попросит из бара, если ты все время что-то заказываешь? Но лучше, наверное, улететь мгновенно, в другой город, верст в пятьсот на Юго-Запад, а потом добирать поездом, так как если умело заказывать в баре, то можно и не улететь вовсе.

Главное – целесообразно употреблять вино разных стран, времен, народов и крепости, прикрывая пивом из маленьких бутылочек.

Потом главное – не вступать в дебаты со стюардессами по поводу курения в туалете, а если вы некурящий, то и волноваться не о чем. А будет еще и промежуточная посадка, когда выводят из лайнера и, поскольку аэровокзал близко, ведут по бетону, потом асфальту. Там, на земле, медленно просыпаешься и покупаешь в буфете местное пиво в пластике, свежее и холодное, и пока идешь назад к самолету и пьешь его понемногу, совсем просыпаешься, но это только кажется, потому что, когда самолет покатит на взлет, засыпаешь опять… И неизбежный путевой набор питания. А ты что хотел? Шашлык на шампуре, кашу в горшочке? Это даже на «Ту» твоей юности не было. И все. Будет очередной толчок, резь в ушах и вот он, аэродром. Долетели.