На время исчезло все, кроме него, кроме тепла его любви – надежнее любого утеса, и Исана позволила этому теплу прогнать холод ее страхов и тревог.

Потом она спросила:

– Я правильно поступила?

– Ты сама знаешь, что правильно, – ответил он.

– Так ли? – усомнилась она. – У него есть основания. Несколько.

Арарис гортанно зарычал. И ответил, помедлив:

– Возможно. Поэтому задай себе один вопрос.

– Какой?

– Ты сумела бы жить во лжи?

Она пожала плечами:

– Раньше жила. Защищая Тави.

– И я тоже, – сказал он. – Я там был. – Он указал на свои шрамы. – И заплатил за это. А когда… когда я сбросил этот груз… ничего лучшего со мной после смерти Септимуса не случалось.

– Да, – тихо сказала Исана. Она коснулась ладонью его изуродованного шрамами лица – выжженного на нем когда-то клейма труса. И дотянулась до его губ нежным поцелуем.

– Нет, во второй раз я бы не смогла.

Он, кивнув, прижался лбом к ее лбу:

– Ну вот.

Они еще постояли так, но наконец Исана спросила:

– На что намекал Аквитейн, помянув необдуманную защиту женщин?

Арарис задумчиво протянул:

– Это было после Семи холмов. Когда поле осталось за нами, Септимус возглавил конную погоню за врагом. Командиры мятежников укрылись по разным доменам и… рабов они не пожалели. – (Исана содрогнулась.) – Особенно один… забыл, как его звали. Высокий хлыщ… какой-то граф. Клинком он владел неплохо, и его люди отстаивали его до смерти. Нам с Олдриком, Септимусом и Майлсом пришлось проламывать их последнюю оборону. И мы едва справились. – Он вздохнул. – Перед концом случилось… грязное дело. В покоях того графа мы нашли рабынь. Одна покончила с собой, видя, что он гибнет. Остальные были не в лучшем состоянии. Всем было не больше шестнадцати, и все в рабских ошейниках. – Исану затошнило. – Бо́льшую часть жителей мы взяли живыми. В том числе того, кто надевал ошейники. Мы заставили его снять их с трех женщин, а четвертая… – Арарис покачал головой. – Ей лет четырнадцать было. А ошейник носила с десяти, и она была…

– Не в себе? – мягко подсказала Исана.

– Ее сломали, – ответил Арарис. – Она знала только один способ общаться с людьми – предлагать им себя. Она даже одеться сама не умела. И ее долго спаивали вином и афродином. Правда, красивая девочка, но по глазам было видно – ее уже не вернешь. Принцепс, конечно, взял ее под свое покровительство. Но она с каждым днем все больше возбуждалась, страдала. Для нее весь мир перевернулся. Она не знала, кто она такая и что с собой делать. К нашему возвращению в столицу Алеры она только дрожала и вскрикивала. – Арарис взглянул на Исану. – Она владела водяной магией – сильной магией.

Исана резко втянула воздух:

– Но… это значит, что с расцветом дара…

– Она стала ощущать то самое, что ощущали бравшие ее мужчины. Бедняга. Смерть была бы милосердней. – Он прокашлялся. – Так вот. Она все вопила и плакала, пока однажды ночью не замолчала. Септимус послал Майлса проверить, что с ней; тот, как в первый раз увидел, все глаз с нее не сводил. Он тогда был всего годом или двумя старше ее. Исполняя приказ Септимуса, Майлс застал девочку с Олдриком.

– Ох, во́роны! – выдохнула Исана.

– Майлс от ревности вышел из себя – взъярился на Олдрика, хотя девочка, казалось, была не против. И на месте вызвал Олдрика на Juris macto – судебный поединок.

– Известный всей Алере, – заметила Исана.

Арарис кивнул:

– Майлс неизбежно погиб бы, я и толкнул его под колеса фургона. Вот где он получил травму колена. А я заменил его на поединке.

Исана нахмурилась:

– Почему?

– Потому что Олдрик не должен был так поступать. Даже если ей от того стало легче. – Он коротко, бледно улыбнулся. – Есть вещи, о которых нельзя забывать.