Хорошо тогда повоевали! Немцы обижались: «Это зима победила, а не советская армия». Снег действительно был по колено, ни машине, ни мотоциклу не проехать. Пешком пришлось отступать нацистам. Тогда на 250 километров мы их от Москвы отогнали. Едва вздохнули облегчённо, но не тут-то было! Начали летать немецкие самолёты и бомбить наши позиции. «А где же наша авиация?» – ждали мы, но её пока не было.

Около года держали мы позиции под Холмом. Надо было подготовить оборону Москвы в случае новой немецкой угрозы. Потом перебросили нас в Калинин. Он, правда, в то время иначе назывался. Помнишь, как?

Краска стыда покрыла моё лицо.

– Ладно, не суть важно. Вот туда и отправили всех героев Панфиловской дивизии. А немцы считали нас «дикой дивизией». Потому как собраны были в ней ребята из Средней Азии. Да мы и вели себя, на их взгляд, дико. Шли напролом и ничего не боялись. Но под Калининым было сложно. Дороги занесло снегом, снабжение не приходило. Мы жили там 2 месяца, голодали. Но местные жители делились с нами молоком и хлебом.

Едва отошли от боёв – опять на передовую. Наш полк в сражениях под Холмом был головным. Помню, как немцы, трусливо отступая, жгли деревни. Лишь бы напакостить советскому солдату, лишив его убежищ! Но мы умудрились жить в лесу, в шалашах.

Тунгучбай Апасов

Судьбу следующего боя решили два станковых пулемёта. День и ночь шли на нас немцы, а мы их штабелями укладывали на снег. Живописная порой была картина – ночь, снег, побеждённый враг, освещённый лунным светом.

А потом напал на нашу роту целый немецкий батальон! Обращается ко мне подчинённый, а я и не слышу. Оглох в том бою! Но позже, к счастью, слух стал возвращаться.

В одном из мартовских сражений меня ранили в руку и ногу. Отправили в госпиталь в Княжий Клин. Пролежал я там 4 месяца и в свою дивизию вернулся. Мы как раз Ригу освободили, красивый город! Я успел его неплохо рассмотреть, прежде чем нашу армию перебросили под Кёнигсберг. Уже бои за Берлин шли, а мы всё за Кёнигсберг сражались. До конца войны там и пробыли.

Помню победу. Крики, шум, стрельба, веселье, гармошки… Идёт демобилизация: кого-то отправляют учиться на врача, кого-то – на учителя. А я никуда не подхожу. Вызывает командир полка. «Давай в военно-политическую академию в Москву направляйся. Уже есть приказ Сталина». Это тогда было большой честью. Но я сказал: «Нет, пора домой. И так уже 5 лет воевал, хочу в родной колхоз!». «Вы что? – пристыдил меня командир полка, – да ежели мне б только сказали о таком подарке судьбы, я б сразу помчался!». Не дождавшись моего согласия, выдали новую шинель и направили в академию. А железные дороги перегружены. Так и остался я на вокзале сидеть в чужом городе. И на волне всеобщей эйфории я совсем позабыл об академии.

Но помог незнакомец, проведший меня в поезд. «Стойте! Не положено так!» – кричал проводник, гонясь за составом. Но было поздно, я ехал домой. В вагоне битком набито солдат. Поют, пьют, даже на полу сидят. Вот так, под жизнеутверждающие песни победы, добрался я до казахской станции «Арысь», где пересел на поезд до Фрунзе. Потом на бричке до своего колхоза. Долог был мой путь домой!

…Да, – вздыхает ветеран. – Славно я пожил.

В свои 88 лет Тунгучбай-ата выглядит очень бодрым. Он весел и приветлив, только ноги подводят. Но шестеро детей помогают. Иногда, когда приходят журналисты, вспоминает о войне.

– А ведь я практически Герой Советского Союза! – завершает Тунгучбай-ата. – Только из-за вредности Сталина, не пожелавшего в своё время награждать «одних панфиловцев», у меня нет звезды героя.