Знали, что не отступят ни пяди.

Я был счастлив, что жив и что смог повстречать

Её русо-кудрявые пряди.


Много дней мы вдвоём пробивались к своим,

Силы были уже на исходе.

Ведь, казалось, границу страны отстоим,

Но войска всё отходят, отходят…


Так случилось, войною любовь рождена

В урагане смертельного круга.

Ты и нынче моя фронтовая жена,

Боевого солдата подруга.


Обелиск. Две берёзы. Вот наша скамья.

Как прекрасна под Брестом погода!

Мы из двадцать второго июня семья,

Из боёв сорок первого года.


Гитар гитара, расскажи про мои сны

1

Я слышу музыку… Нет, нет, её я вижу,

Она с оркестром приближается ко мне.

Вдруг тишина. О, как её я ненавижу!

Я видел ночь, один проснувшийся во сне.


Темным-темно. Хоть глаз коли. Ни звука.

Квадрат Малевича врос в кубатуру стен.

Превозмогая мрак, вглядевшись близоруко,

Глаза заметили измученную тень.


Она метнулась в странном облике лучины,

Задев нечаянно излучину струны.

Сначала ойкнула, рванувшись без причины,

И попросила снять гитару со стены.


Привычно руки сами к грифу потянулись,

Но тяжелеющие пологи ресниц

Не от бессонницы – от времени сомкнулись,

Явив сны муз как иллюстрации страниц.

2

Всплыла мелодия, звеня над куполами,

Сияя златом, своды неба голубели.

Младенца сон был пробуждён колоколами,

И мамин голос лился мне у колыбели.


Он зримым был и осязаемым до вкуса

Животворящего грудного молочка.

С божнички лик смотрелся матерью Иисуса,

Светло внимая стрекотанию сверчка.


О, этот миг, не повторяющийся боле,

Мотив баюкающий – детства оберег.

Он будет так щемить нутро усладой боли,

Пока душа не превратится в имярек.

3

Сюжет событий в сновидениях листая,

Глазам привиделся предутренний распев.

Пернатый хор, из гнёзд стремительно взлетая,

Запел, о судном дне подумать не успев.


На проводах, как ноты шустрые, синицы

Шедевры клювиками страстно создавали.

Их не пугали даже всполохи зарницы,

Лишь к непогоде низко ласточки сновали.


Бурь оратория – она другого цвета,

В ней чёрно-белые присутствуют тона.

Так в сорок первом репродуктор сельсовета

Оповестил: грядёт священная война.


Людские проводы на фронт как крестный ход,

В толпе солдатки голосили а капелла.

Ещё не виден был спасителя приход,

Но уже ягода виктория заспела.


Горячей сечь была, в огне земля горела,

Рябины плакали в лесах без снегирей.

Орда от ненависти к русским озверела,

Сжигая их живьём в печах концлагерей.


На пепелищах места не было иконе,

А вместо звонниц – эшафоты пустырей.

На поле боя ржали раненые кони,

Как будто реквием по жертвам алтарей.


По снегу, в дождь, какой бы ни была погода,

Под пулемётным ливнем мессеров в крестах

Красноармейцы шли четыре долгих года

Туда, где должен быть поверженным рейхстаг.


Победный марш поверх поверженных знамён,

Миг ликования с печалями утрат.

И обелиски с миллионами имён,

Как маки, вспыхнувшие солнцами с утра.

4

Очнуться надо бы. Гитаре одиноко,

Но сердце бьётся с позапрошлым в унисон.

Душе неймётся оттого, что видит око,

В который раз за ночь проваливаясь в сон.


Манит видение, показывая снова

Черты ожившие давно минувших дней.

Прожить свой путь земной единожды не ново,

Но пережить, пусть даже в снах, его трудней.

5

Мальчонка русый, и на нём беретик синий,

С котёнком весело играет у крыльца.

Свистит в свистульку, самоделку из осины,

Она единственная память от отца.


Как хорошо, что ничего с ним не случится,

Голодный год промчится мимо стороной.

Читать, писать и настоящему учиться

Мечтали дети, опалённые войной.


Все в детском возрасте одной и той же крови,

Послевоенные – особое клеймо.

Они, мальцы, возили сено на корове,

Впрягаясь с нею в деревянное ярмо.


Не понаслышке зная истину из сказки,

Что есть полезно и вершки, и корешки,