Сейчас сообщил телефонист, что противник ведет наступление на Макартет (3 танка, 6 минометов, пулеметы, не менее 300 человек пехоты) и со стороны Шабанова (2 танка, 200 человек пехоты, минометы, пулеметы). События развиваются стремительно. Наши резервы не подошли из‑за бездорожья. Танков нет. Авиация днем была, но это не помогло.

Обстановка очень напряженная. Возможно, что я пишу последние строки.

22 января 1943 г.

Всю ночь позавчера и почти весь день вчера обстреливалась станица из тяжелых орудий. К вечеру наши взяли назад Ламбину. Обстрел станицы прекратился. Настроение несколько улучшилось. Я спал без ботинок в том же блиндаже.

К нам приехал начфин москвич Горохов. До войны он работал в издательстве «Художественная литература». Эта сволочь погрязла во вшах и наградила всех нас. Он какой-то псих и жрет вшей. Так просто ловит их и кладет на зуб, объясняя свое загрязнение расстроенными нервами. Мы его к черту прогнали из блиндажа.

Сегодня с утра переменяли белье. Мыли все в блиндаже, наводили возможную чистоту.

Настроение снова упало. Противник подтянул 2 полка пехоты, 2 полка артиллерии, до 50 танков и тяжелый бронепоезд. Вчера он трижды бросался в атаку на Ламбину, но, потеряв до 40 человек убитыми, отошел.

Сегодня ведет наступление на Ламбину, с хутора Ворошилов, на Смоленскую и Григорьевскую-Афипскую. Уже из Смоленской часть наших выбил, а часть окружил. Положение усложняется. Я уверен, что он хочет занять Крепостную и ликвидировать подступы наших войск.

Каждый час приносит неожиданные новости. Что будет дальше, сказать трудно. Наша армия из‑за бездорожья лишена танков, артиллерии и боеприпасов и питания. Два дня мы уже сидим без хлеба и почти без еды. Я на всех варю котелок манной каши на воде без всяких жиров 2 раза в день. Вот и питание.

23 января 1943 г.

Часов 9–10 вечера. Я закончил переписывание различных бумаг, над которыми работал после обеда, в период затишья от бомбежки и канонады.

Сегодня началась она часов в 12 дня и продолжалась до темноты. Летали разнообразные самолеты (разведчики, пикирующие бомбардировщики, фокке-вульфы), все бросали бомбы, гранаты и, кажется, термитные снаряды. Одновременно била тяжелая артиллерия.

Все это усугублялось сильным ветром-моряком. Полстаницы разбито. Снаряды и бомбы ложились недалеко от нашего блиндажа. В нем вылетели стекла. Мы в блиндаже ударились в панику, особенно тогда, когда корректировщик стал кружиться над нами, и прятались под нарами, наивно в страхе думая найти под хрупким столом или нарами защиту от бомб и снарядов. Нервы у всех напряжены до предела, все были морально подавлены и ждали своего конца.

После этого все были измучены, и работать было трудно. К тому же мы голодны. Я уже писал, что пекарню разбило. Хлеб дали выпекать домохозяйке, но сегодня разбило и ее печку. Хлеб остался в виде теста в формах, приготовленных для выпечки.

Нам дали крупу, но что мы с нею будем делать. Никто из домохозяек не хочет готовить. Все окончательно подавлены. Успехи на нашем фронте безрадостны.

В блиндажах постепенно размножаются вши. Я вчера сменил белье, а сегодня меня грызут вши. Грязное белье некому отдать постирать. Спал не разуваясь. Сегодня думаю разуться. Сквозит в блиндаже. Болят почки.

26 января 1943 г.

За эти два дня стремительно произошли разные изменения.

24–1–43 г. поступило распоряжение от высшего командования – к 9 ч. утра прибыть на ИТК всей нашей части со всем хозяйством. Командир приказал выйти в 4 утра. Канцелярия и медики вышли в назначенное время. Сейчас же вслед полетели снаряды противника. Он, конечно, нас не видел. Это повседневная утренняя побудка.