Если бы на его место была бы готова замена в хоть чуточку лучшей кондиции – он бы усвистал в отставку, только инверсионный след бы растаял. Но у других его ребяток дела были ещё хуже. А потому – сиди и трудись.

– Барышня, вы сейчас пропустите свою переборку.

Не выдержал, наблюдательный ты наш. Всегда одно и тоже.

Девица сперва ошарашено распахнула глаза, которые как-то разом стали живыми и даже симпатичными, потом открыла рот, потом всё-таки сориентировалась на местности и соскочила. Как раз, чтобы не пришлось с ней объясняться. Некоторые привыкшие во всём быть информированными люди странно реагировали на чужую осведомлённость.

Зачем тебе это надо, Кенстридж? Ну моталась бы потом она в обратную сторону ещё двадцать километров, вот персонально тебе до этого какое дело?

Будем считать это разминкой, чтобы не терять навыка.

Бредовое объяснение бредовому поведению.

Кенстридж окончательно махнул на всё рукой и принялся сосредоточенно лицезреть традиционно грандиозный, но вечно однообразный простор внутренних полостей периметральных направляющих «Сайриуса». Только преобладающие цвета от пилона к пилону меняются. Здесь царил технократический металл, всё поблёскивало, переливалось, беззвучно носилось и скользило, удачно оттеняемое той самой чернотой снаружи.

Отвратительно. Нет, созерцательности сегодня не добьёшься.

Пойдём и правда перекусим.

«Сайриус», как и всякая столетиями обживаемая КБ, успел пропитаться своеобразной сетью потайных местечек для знатоков и завсегдатаев. Или гостей знатоков и завсегдатаев, или просто любопытствующих, вечно сующих свой нос куда ни попадя. Впрочем, откуда человеку случайному знать, что вот здесь банальная автоматика разогревает или что там, нарезает всем желающим традиционное меню из усреднённой галактической «диетической карты», есть можно, но и только, особенно если ты только «снизу», как внепланетники традиционно именовали поверхность любого из сотен миров Галактики, но зато соседний закуток на границе фитозоны, ничем не отличимый от прежнего, окажется просто кладезем для гурмана.

Здесь, в одиннадцатичасовом пилоне Кенстридж знал сразу три таких места, и со временем планировал поискать ещё. Удачно выбрал «магистраль», как будто заранее подгадывал, тут от терминала даже пешком – минут десять, не больше. Заведение именовалось для понимающих «Пасена», и подавали тут, помимо обычных банальностей (скривившись и пнув автомат-раздатчик) вроде картофельного пюре со свининой – блюда настоящие, приготовленные с пониманием, любовью и мастерством виртуоза. Форель под ягодным соусом, острые фаршированные блинчики сельтена под льяхуа, грудинку с бататом, лакуас для желающих попоститься и чича для желающих наоборот, приналечь после трудов тяжких. Забавно, что как раз пасену здесь не разливали, считалось, что «этот консервированный воздух» ничего хорошего не родит, хоть сколько разводи специальную бактерию. Впрочем, Кенстриджу таких пищевых изысков и не требовалось. Ему сейчас хотелось красоты визуальной.

Стоило грузной фигуре в дурацкой шляпе показаться между зелёных кущ, из своей каморки тут же высунул свой любопытный нос Моралес. Себя он считал чистопородным гуарани, не без основания, уж нос-то у него был настоящий, фактурный. И Кенстридж никогда не стал бы его переубеждать явными признаками скандинавских кровей. Антропология потерпит.

Моралес подскочил и захлопотал. Ему явно было скучно. Группа пилотов у дальней стойки хоть и глушила что-то сугубо правильное, но делала это так самозабвенно, что даже забывала между собой разговаривать, куда уж тут затесаться в компанию несчастному Моралесу. Парни, сразу было видно, кремень. Хуже. Базальт. Мучительно переживая профессиональный приступ любопытства, Кенстридж расцеловался с хозяином, запросив тут же сразу и всего.