. Существование этого явления неожиданно подтвердилось несколько лет спустя, в 1904-м. Впервые посетив Грецию, он испытал странное чувство дереализации. Значит, Акрополь действительно существует, как об этом рассказывали в школе? А его присутствие здесь – не слишком ли это хорошо, чтобы оказаться правдой? Гораздо позже, анализируя свои ощущения, которые долгое время не давали ему покоя, Фрейд свел их к чувству вины: он превзошел отца, а это как будто запрещено. В процессе самоанализа Зигмунд Фрейд сделал вывод, что побеждать в эдиповом соперничестве так же опасно, как и проигрывать. Понимание этого пришло в скорбные дни сразу после смерти отца, когда он преобразовал свои чувства в теорию. Утверждение, что Фрейд никогда не прерывал работу, имеет под собой основания.

Таким образом, смерть отца стала для Фрейда глубоким личным переживанием, из которого он вывел общие закономерности: это событие подобно своего рода брошенному в тихий пруд камню, от которого неожиданно разошлись большие круги. Размышляя над этим в 1908 году, в предисловии ко второму изданию своего «Толкования сновидений», Фрейд отметил, что для него книга имеет глубокое субъективное значение, которое он сумел понять лишь по ее окончании. Теперь он считал ее «…частью моего самоанализа, моей реакцией на смерть отца, то есть на самое значимое событие – ведущую к коренным изменениям утрату в жизни мужчины».

Переплетение автобиографии с наукой преследовало психоанализ с самого начала. В знаменитом высказывании Фрейда о беспрецедентном значении смерти отца умолчания не менее красноречивы, чем слова: неужели смерть матери для него действительно не так горька? Мать Фрейда, сдержанная и властная, скончалась в 1930 году в возрасте 95 лет, требуя внимания от своих детей, в том числе от первенца, самого любимого и самого талантливого. Не исключено, что именно долгая активная жизнь Амалии позволила ее сыну-психоаналитику избежать всех последствий эдипова соперничества, на которое тот обратил внимание в первую очередь. Для истории психоанализа очень важно, что Фрейд в значительной степени был «папиным» сыном. Его мечты и тревоги больше были связаны с отцом, а не с матерью, и он подсознательно стремился избежать анализа собственного неоднозначного отношения к ней.

В целом Зигмунд Фрейд осознавал специфический характер своих доказательств. Ему казалось странным, как оправдывался он в 1895 году, описывая случай Элизабет фон Р., что «истории болезни, которые я пишу, читаются как новеллы и, так сказать, лишены серьезного отпечатка научности». Фрейд утешал себя тем, что «эти результаты объясняются скорее сущностью предмета, чем моими пристрастиями». Однако обвинение в том, что Фрейд склонен использовать свой пульс, чтобы угадать закономерности, таким простым утешением опровергнуть было невозможно. В 1901-м Флисс, возглавив армию сомневающихся, нападал на Фрейда, утверждая, что «читатель чужих мыслей на самом деле просто вкладывает свои идеи в головы других».

С тех самых пор жив аргумент, что Зигмунд Фрейд просто преобразовывал собственные психические травмы в так называемые законы сознания – причем необоснованно. Легко увидеть, как возникло это возражение и почему оно сохранилось. Многие из самых шокирующих идей основателя психоанализа основывались на признанных или скрытых автобиографических источниках. Фрейд без ограничений использовал в качестве свидетеля самого себя и сделал себя самым информативным из своих пациентов. В точных естественных науках подобная субъективность наблюдателя не представляет проблемы. Мотивы или неврозы физика либо биолога интересны только родственникам и друзьям, а также биографу. Истинность его выводов проверяется объективными тестами, повторением экспериментов или прослеживанием цепочки математических доказательств. В идеале для психологии следует применять такую же строгую процедуру. Для изучающего психоанализ значение должно иметь не то, был ли у Фрейда эдипов комплекс (или он его вообразил), а возможность подтвердить независимыми наблюдениями либо оригинальными экспериментами его утверждение о том, что через этот комплекс проходят все. Фрейд не считал, что его опыт автоматически применим ко всему человечеству. Он проверял собственные предположения на опыте пациентов, а впоследствии и с помощью литературы по психоанализу. Многие годы уходили у него на разработку, уточнение и исправление своих обобщений. Знаменитые истории болезни, которые описал Фрейд, ярко отражают его приверженность сочетанию индивидуального и общего – в каждой мы видим неповторимого пациента, который в то же время относится к определенной категории клинических случаев.