Чего в ней не взрастили в принципе, так это скромности и способности трезво оценивать собственную персону. Зельда росла настоящей принцессой… Судейской принцессой.

Пришёл день, и Фицджеральд решился… Он отправился к Сейерам, чтобы поговорить с родителями…

Энтони Сейер сидел в кресле, мрачно склонив голову и глядя на молодого человека исподлобья. Он не предложил Скотту присесть, не говоря уже о виски, в котором Скотт явно в этот момент нуждался.

Фицджеральд путано изложил суть дела. Чем больше он говорил, тем бессвязней становилась его речь. Скотт с тоской думал о том, что в кармане его лейтенантского кителя лежит специально заготовленная бумага, на которой всё расписано вплоть до интонаций – здесь подпустить туману, здесь надавить на жалость, здесь место оптимистическому финалу… Но заглянуть в текст он не мог. А из головы всё вылетело в тот самый момент, как он взошёл на крыльцо судейского особняка.

Если бы Зельда помогла ему хоть словом, хоть улыбкой. Но она молчала и смотрела в окно, словно это её вовсе не касалось…

Судья вздохнул и поднял голову. Его взгляд не обещал Скотту ничего хорошего.

– Во-первых, позвольте заметить, что война закончилась, в связи с чем смею предположить, что вас на фронт уже не отправят и, соответственно, не убьют. Впрочем, я этому только рад. Но не могу радоваться тем слухам, которые донеслись до меня из «Шеридана». Вы, дорогой Скотт, большой любитель выпить, не так ли?

– Но сэр…

Фицджеральд опустил глаза и покраснел.

– Ладно, пьянство понять ещё можно. Молодой офицер, кровь играет… Но почему вы бросили университет? Вас призвали? А у меня другие сведения – вы отправились на призывной пункт сами, в качестве добровольца.

Фицджеральд, не поднимая глаз кивнул.

– А какая у вас, позвольте спросить, профессия? На что вы будете содержать мою дочь? Сколько у вас денег, Скотт, уж простите мне этот бестактный вопрос. Но я же отец.

– Я заработаю, мистер Сейер. Вот увидите! – с горячностью заговорил Скотт.

– Заработаете – приходите, – отрезал судья.

– Мистер Сейер… А если всё-таки заработаю, вы благословите наш брак?

Энтони Сейер с усмешкой посмотрел на Фицджеральда.

– Я вам уже сказал.

– Тогда я просто обещаю и вам, и Зельде. Я разбогатею. Причём, скоро…

Он был в отчаянии. Он шёл по пыльной дороге в свой проклятый лагерь, а рядом шла Зельда.

– Зельда, милая, – сказал он, останавливаясь и взяв девушку за руки.

– Скотти, я очень тебя люблю. Но ты слышал, что сказал папа. Он прав. Я не могу и не хочу быть нищей. Это даже представить невозможно.

– Я разбогатею, милая. Только ты дождись, ладно? Обязательно дождись. Ты увидишь, я очень талантливый. И впереди у нас счастливое и обеспеченное будущее.

Зельда обняла его и заплакала. Не удержался от слёз и он…

Вернувшись в лагерь, он отправился прямо к командиру.

– Сэр, – сказал он, – когда я могу подать рапорт об увольнении из вооружённых сил?

– Да хоть сейчас.

Ни один отец, если он приличный человек, не пожелает своей дочери плохого. Смягчилось сердце и Энтони Сейера. Незадолго до отъезда Фицджеральда из Алабамы, он дал согласие на помолвку дочери. Матушка, которая ещё больше переживала из-за бедности будущего зятя, поплакала, но всё же смирилась.

И несчастный Скотт сел на поезд. В руках у него был скромный фанерный чемодан. А на перроне рыдала безутешная Зельда. А рядом печально возвышались две фигуры – матушки и папеньки Сейеров. Они-то уж наверняка надеялись, что Скотти уедет в свой Нью-Йорк и не вернётся. А Зельда постепенно забудет своего воздыхателя. Сколько приличных парней вокруг…