– Это не я провожу незаконные беседы, – отозвалась ты. – Мне не в чем побеждать.

Ложь.

– Однако всё это напоминает лёгкий шантаж, – с сарказмом ответил доктор Ч., снова становящийся собой.

Я бы сказала, легчайший.

– Может быть, – пожала плечами ты.

Доктор Ч. тоже встал, и теперь вы стояли друг напротив друга, разделённые его столом. Ты вспомнила, как тебе хотелось ударить его головой об этот самый стол, задушить галстуком и всё в таком духе. Удивительно, но ты уже не чувствовала ничего подобного. С каждой маленькой уступкой ты становилась к нему чуточку лояльнее. Но некоторые вещи вынести было просто невозможно.

– Что-нибудь ещё? – спросил он всё с тем же сарказмом.

– Да, – серьёзно сказала ты. – Ваш парфюм. Мне кажется, он испортился.

26


Ты ликовала. Пять минут в моём присутствии, сказал доктор Ч. Ты была уверена, что твоё маленькое послание успешно расшифровали. Когда вы вошли, выражение лица твоей любви, увидевшего тебя с доктором Ч., подтвердило, что ты права. Он знает. Что ж, раз уж ты снова здесь, значит, всё идёт по плану.

Доктор Ч. поставил один стул перед стеклом – для тебя и один неподалёку – для себя. Ты села прямо напротив твоей души, твоё сердце скакало вверх-вниз, ты никак не могла сосредоточиться и вспомнить, как себя вести. В прошлый раз ты упала в обморок, потом вы вроде договорились, что ты его боишься и что эти встречи должны проходить всё спокойнее. Что было дальше?

– Привет, – сказал он, и доктор Ч. где-то за твоей спиной растворился в белизне больничных стен. Вы были одни. Никого больше не существовало.

– Привет, – прошептала ты.

– Прочитал твою записку. Рад, что у тебя всё хорошо.

Ты улыбнулась.

– Только береги себя. Будь осторожна.

Он взглянул на доктора Ч., но ты и так знала, про что он говорит.

– Хорошо, – сказала ты.

Интересно, это стекло можно разбить хоть чем-нибудь?

Он медленно скользил по тебе взглядом, заново запоминая каждую твою черту, которую он знал наизусть, мысленно касаясь волос, в которых появилось несколько седых, новой родинки на щеке, искусанных губ, вдыхая твоё присутствие. Он не знал, сможешь ли ты ещё прийти. Он мог больше никогда тебя не увидеть.

И под его взглядом в тебе умирала каждая клетка, делающая тебя слабой, и возрождалась новой, придающей тебе сил. Ещё не всё потеряно. Нельзя сдаваться. Никогда. Карие глаза, не прикрытые чёлкой, казались ещё темнее, чем раньше. Новая стрижка ему даже шла, если не принимать во внимание, почему она была сделана. Непривычно открытый, беззащитный лоб, который тебе больше всего на свете хотелось поцеловать. Руки, в которых ты забывала обо всём. Которые могут никогда больше не коснуться фортепианных клавиш. Руки убийцы.

Ты чувствовала радость от того, что вы рядом. И боль от того, что вы не вместе. Тебя словно тянуло на дно привязанным к шее огромным камнем, и он не мог протянуть тебе руку помощи. Он видел это.

– Пять минут прошли, – заявил доктор Ч.

Он был немного разочарован. Вы перекинулись всего парой слов, а потом просто пялились друг на друга. Сложно было сказать, о чём вы там думали.

– А переписка? – негромко напомнила ты, разбитая от того, что время истекло так быстро.

– Я помню, – ответил доктор Ч., отодвигая твой стул. – Вы можете идти, – улыбнулся он.

Сам он явно собирался ненадолго задержаться.

Ты посмотрела на свою любовь и кивнула. Ему, доктору Ч., своей крепнущей уверенности в том, что всё получится. Если не всё, то хоть что-нибудь.

Уже получается.

Правда.

Ты не очень поняла, можешь ли ты идти домой, или тебе нужно подождать в кабинете доктора Ч. Учитывая, что он остался, тебе хотелось об этом разузнать. Кабинет, однако, оказался закрыт, поэтому ты просто села на скамейку для посетителей, которой, кстати, раньше тут не было. Перед глазами всё ещё стоял образ твоего преступника, но ты должна была сосредоточиться. Ради него. Ты спокойно подождёшь доктора Ч., спокойно всё с ним обсудишь и потом уже спокойно поедешь домой. Ты способна держать себя в руках. Способна отстраниться от всего и не думать о том, кто заперт за стеклом в одиночестве и белизне.