Никогда.

Ты плакала очень убедительно – часть тебя плакала по-настоящему.

Ты плакала весьма душераздирающе – искалеченная душа звучит по-особому.

Доктор Ч. выскочил в коридор и застыл. Как бы он к тебе ни относился, в его сердце что-то шевельнулось. Нечасто у дверей его кабинета так горько плакали красивые женщины.

– Ну тише, тише, – растерянно проговорил он, наклоняясь к тебе и пытаясь поднять тебя с колен.

– Не могу, – проговорила ты сквозь слёзы, отмахиваясь от него, – я так больше не могу. Не могу. Я больше не могу! Не трогайте меня!

Доктор Ч. посмотрел на твоё покрасневшее лицо и трясущиеся руки, потом вернулся в кабинет и вышел со стаканом воды. Ты оттолкнула протянутый стакан, едва не разлив его и одновременно понимая, что не можешь успокоиться. Шлюз, который ты хотела лишь приоткрыть, распахнулся, и всё, что копилось в тебе месяцами, хлынуло наружу. Ты не могла это остановить, даже если бы захотела. Конечно, тебе было это на руку – доктор Ч. с изумлением наблюдал настоящую истерику. Но тебе хотелось бы контролировать её.

Сейчас было наоборот.

– Всё в порядке, – послышался голос доктора Ч.

– Нет, – еле выговорила ты, – нет, ничего не в порядке.

Но он обращался не к тебе – к двум санитарам, появившимся неподалёку, видимо, заинтересовавшимся происходящим.

Какой цирк.

Они ушли, а захлестнувшая тебя волна – нет. Ты начала тонуть.

Доктор Ч. почуял неладное и, поколебавшись, поставил стакан на пол и ужасно неловко приобнял тебя и неуверенно похлопал по спине. От этого тебе стало только хуже, ты стала вырываться, и он тебя отпустил.

– Всё же попробуйте попить, – с ноткой беспокойства снова протянул тебе стакан доктор Ч., словно других способов помочь он просто не знал.

Не такой уж он хороший доктор.

Ты отползла к стене, прижалась к ней спиной. Сами пейте, хотела сказать ты, но получилось только:

– Са… Са…

Как глупо. Попасться в собственную ловушку.

Ты почувствовала, как задыхаешься, как падаешь в пропасть, и тебя затрясло по-настоящему. Ты хватала ртом воздух, слёзы уже не текли, только сердце колотилось где-то отдельно от тебя, в густой темноте, так быстро, что тебе хотелось, чтобы оно остановилось. И оно остановилось.

Всё вдруг прекратилось.

Ты замерла, и всё вокруг тоже. Тебя вырезали, словно картинку из журнала, и журнал этот был медицинским, и всё вокруг было таким больничным, и ты не понимала, что произошло, пока не пришлось сильно-сильно моргать, чтобы вода не затекала в глаза. За шиворот и в вырез блузки она всё равно пролилась.

Ведь доктор Ч. выплеснул стакан воды тебе прямо в лицо.

– Что вы…

– Извините, нужно было как-то прекратить истерику.

Он что, совсем охренел?!

– Серьёзно?! – ты в бешенстве стряхивала с себя воду, испепеляя его взглядом.

– Во всяком случае, это помогло.

Правда.

– Не похоже на медицинские методы, – пробурчала ты.

Доктор Ч. пожал плечами и подал тебе руку, чтобы ты встала. Ты неловко поднялась, цепляясь за него. Размазала по лицу тыльной стороной ладони слёзы, сопли и воду и с вызовом уставилась на психиатра. Любовь твоей жизни был выше, и ты почти всегда смотрела на него снизу вверх. Прижимаясь к его груди, где билось так любящее тебя сердце. Вы же с доктором Ч. смотрели друг другу прямо в глаза.

– Пойдёмте, приведём вас в порядок, – сказал он наконец, легонько подталкивая тебя в кабинет.

– Я и так в порядке, – заявила ты.

Ложь.

– Я вижу.

В кабинете доктор Ч. достал тебе небольшое белое махровое полотенце из нижнего ящика комода, стоявшего в углу, и ты промокнула лицо, шею, приложила его к мокрой блузке.

– Я в порядке, – упрямо повторила ты, но на этот раз уже не так уверенно, и он улыбнулся: