Незнакомец застыл в дверях, ни пройти. Смерил Рене странным взглядом. Особо заострил внимание на кулоне церковного посланника. У самого на безымянном пальце левой руки серебряное кольцо с языческими письменами.

«Ну понятно, вероотступник. Отважный, однако. Давно таких наглых не встречал. Ещё бы идола на плече таскал».

– Отойди, не до тебя сейчас.

Глава 9

– Ненавижу это место, – всякий раз спускаясь в темницу, Эд говорит одно и то же, слово в слово.

В детстве ему довелось побывать здесь гостем, когда отец поймал на воровстве. Старый стражник решил показать сыну, что бывает с ворами, но толку вышло чуть. Эд пошёл по стопам отца, но от тяги к лёгкой наживе не избавился.

Впрочем, сам по себе визит в темницу произвёл сильное впечатление. Эд люто невзлюбил это про́клятое место, о чём не устаёт напоминать. Кто вообще может полюбить сырые стены, мерзкий запах, крики-стоны людей? Разве что Вигард.

Ходячий ужас, вот уж кем детей пугать. Лицо само по себе уродливо, так ещё и обезображено, всё в шрамах. Наверно, он специально бреет голову, чтобы все видели рубцы на затылке и макушке. Зубы гнилые, а изо рта смердит, словно от выгребной ямы. Как улыбнётся, так блевать тянет. Взгляд злобный и пустой. Души там нет, давно сгнила, как его зубы.

Не то чтобы Тео боялся, но в дом к себе его не пригласит, да и во владениях тюремщика не расслабляется. На поясе огромный нож длиной в два лезвия. Почти короткий меч (такой, как римляне носили), по толщине и ширине. Один удар – и всё, с такой дырой не выживают. Так вот, рука всегда на поясе, у рукояти.

Думается, Вигард сам здесь пленник. Его спрятали, дабы честный люд не пугал. Кому охота, чтобы подобный выродок по улицам разгуливал. Нет, он из подземелья не вылезает. Забыл, поди, что такое солнечный свет. Да и зачем ему? Он здесь, как дома. Тут и живет. Вопли людей ему словно арфы мелодия, зловония – душистый аромат цветов, а вечный мрак и сырость подземелья приятней солнечных лучей и свежего воздуха.

– Где эта горгулья? – брезгливо поинтересовался Эд.

Оставив тело Юсуфа, они наведались к тюремщику. Нужно зайти, коль уж оказались этажом выше. Он, конечно, мразь редкостная, но общенье с ним приносит пользу. У каждого узника свои тайны, а Вигард умеет развязывать язык.

Горгулья появилась из ниоткуда. Обхватив шею Эда рукой, согнул его так, что голова стражника оказалась у него подмышкой. Издал зловещий хохот. Зловонье его глотки окатило смердящей волной. Из сточной канавы аромат куда приятней. Он ел на завтрак гниль, ну не иначе.

– Горгулья, говоришь?

– Блядь, Вигард, отпусти, – прокричал Эд обиженным тоном. Лицо уже как у рака. Пытается вырваться, но не выходит. Руки у Вигарда словно клещи.

Тео на помощь другу не спешит. Сам напросился, нельзя ведь озвучивать первое, что придёт в голову. Да и вряд ли тюремщик ему навредит, он от них зависит. Так, подурачится, да отпустит. Пускай.

Ослабил хватку и Эд мигом вырвался из объятий.

– Ты совсем охренел? – всё ещё скорей обиженный, чем злой. Как быть, когда и оскорбить боишься, и лицо потерять не охота? Вот что-то такое, нелепое, и выходит.

Вигард отошёл и встал у жаровни, прислонившись к стене плечом. Ну и походка у него, конечно. Сильно прихрамывает на обе ноги, из-за чего горбится и со спины похож на какого-то тролля с картинок. Такой: сгорбленный, весь в бородавках, мерзкий и зелёный.

– Я просто О-ОЧЕНЬ рад тебя видеть, – ответил тролль и широко улыбнулся, явив скудный набор чёрных зубов.

– А по-другому радоваться не умеешь? Ну там – по плечу хлопнуть.

– Ай, раскудахтался. Считай, что я проверял твою реакцию. Она, кстати, ни к чёрту. И как тебя ещё не прирезали?