Юноша кивнул и… потянулся к отвороту визитки.
– А ну стой! – держащая юношу на прицеле винтовка недвусмысленно дернулась. Юноша замер с рукой за бортом визитки. – За шпалером полез? – зло процедил «шуба». – Слышь, Петро… прибери, чего у него там…
Из мрака вынырнул еще один налетчик – в котелке и пальто из дорогой английской шерсти. Один с винтовкой, еще один за спиной – лязг передернутого затвора юноша слышал отчетливо, «шуба», этот, в котелке… Четверо? Или все-таки пятеро?
Пальцы с черной каймой под ногтями залезли юноше за пазуху…
– Портсигар! – небритая физиономия налетчика расплылась в улыбке, открывая редкие как сломанный забор зубы. – И впрямь сигареткой угощает! Надеется, небось, что живым отпустим.
– Коли угощают, грех отказываться. Налетай, братва!
Из темноты потянулись руки… и даже направленная на юношу винтовка чуть дрогнула… «Шуба» подцепил ногтем крышку портсигара…
– Чего тугая такая…
Пружинка едва слышно клацнула…
Юноша метнулся в сторону. Яркий, до рези в глазах огненный цветок раскрылся между ладонями «шубы», на миг выхватив из мрака его изумленное лицо с обвисшими усиками, желтые зубы «котелка», рябую физиономию того, что с винтовкой… Налетчиков было не пятеро, а шестеро, но это уже не имело значения – громыхнуло! Пламя вздулось огненным пузырем, наполняя улочку криками боли и отборным матом. Наматывая грязь и кровь на густой мех, «шуба» катался по мостовой, прижимая к груди искалеченную руку. Смотреть, что сталось с остальными юноша не стал – он уже несся к выходу из переулка…
– Стой, гаденыш! Убью! – заорали сзади. Это заманчивое обещание почему-то не заставило юношу остановиться – он только припустил быстрее. Навстречу из темноты топотали чьи-то шаги и бряцало оружие. Юноша заметался…
– Попался! На куски порву! – подбежавший налетчик успел вскинуть пистолет… грохнул выстрел.
Глаза налетчика безумно выпучились… и он ткнулся носом в брусчатку.
– Bravo, Hubert! – крикнул солдат во французском мундире, другому, с лицом настолько черным, что если бы не яркие белки глаз, он бы и вовсе затерялся во мраке. Чернокожий улыбнулся, сверкнув зубами, и побежал дальше, а следом за ним еще четверо солдат. И только командующий патрулем капрал остановился рядом с устало привалившимся к афишной тумбе юношей. – Comment vous sentez-vous, monsieur? – француз окинул быстрым взглядом хоть и испачканную, но все еще элегантную визитку юноши. – Pouvez-vous marcher bien?
– Tout va bien, merci… – юноша отвел глаза от африканца, хладнокровно вонзающего штык в пытающегося уползти «шубу».
– Ha, Anglais!3 – в миг разобрав акцент, ухмыльнулся капрал.
– You are just in time, caporal!4 – и увидев как напряженно сморщился его нежданный спаситель, вернулся к французскому. – Не ожидал наткнуться на бандитов во французской зоне.
– Твари наглеют, мсье. – француз скривился. – Только наш патруль уже приканчивает третью банду. Хотя их можно понять, вряд ли за Дерибасовской осталось чем поживиться. Куда направляетесь?
– В гостиницу «Лондонская».
– Юбер! Николя! Проводите мсье до Николаевского бульвара5! Не хотелось бы, чтоб с представителем союзников что-нибудь еще случилось во французской зоне. – капрал коротко отсалютовал юноше.
Держась на расстоянии вытянутой руки – свирепствующие в городе холера и сыпной тиф не слишком располагали к сближению – трое людей шли по погруженным во мрак улицам и эхо их шагов отражалось от стен особняков. Город можно было принять за вымерший, если бы не едва различимое мерцание окон и слабое дуновение музыки – здесь, за зашторенными стеклами, остерегаясь выплескиваться на принадлежащие налетчикам улицы, по прежнему кипела жизнь: шуршали карты по ломберным столам, выплясывали девицы на сценах кафешантанов, терзали расстроенные пианино таперы в синемах, а на сцене великой Оперы похудевшая от постоянного недоедания дива трогательно пела о вечной любви.