– Ты шёл к себе в комнату? – Георгий жестом показал в сторону лестницы, – пойдём. – Они не торопливо шли рядом и молчали, сердце от волнения у восьмого почти остановилось, он не знал, что делать и как быть и почти не дышал. – Я хотел бы с тобой, если не возражаешь, завтра вечером поговорить, вот по какому вопросу…, – Георгий шёл рядом, заложив руки за спину и глядя не перед собой, а куда-то далеко вперёд, – в книге, которую ты иногда по вечерам читаешь, сказано: «…прибудешь в Аид, освободившись вот от этих так называемых судей, и найдёшь там судей настоящих, тех, что, говорят, судят в Аиде, … которые в своей жизни отличались справедливостью. Что меня касается, то я желаю умирать много раз, если всё это правда…. И, наконец, самое главное – это проводить время в том, чтобы распознавать и разбирать тамошних людей точно так же, как здешних, а именно кто из них мудр и кто из них только думает, что мудр, а на самом деле не мудр. Чего не дал бы всякий, о мужи судьи, чтобы узнать доподлинно человека…», – мне интересно было бы услышать твоё толкование того, что он имел ввиду, сказав всё это, зачем? Особенно то место, где он говорит, что желает умирать много раз?

Они подошли к проходу в комнату восьмого, в этот момент раздался звук гонга, Георгий обозначил еле заметный поклон головы, развернулся и направился в обратную сторону, всё также заложив руки за спиной. Восьмой в растерянности и полном недоумении смотрел вслед уходящему от него Георгию. Потом прошёл к себе в комнату и сразу лёг в кровать. Лёжа под одеялом, свернувшись калачиком, он чувствовал, как его трясёт от пережитого волнения, как в лихорадке.

– Он хочет со мной поговорить, и о чём? О том, о чём же я сам думаю, у меня даже сложилось определение представление о том, что лежит в основании, за сказанным. Ведь слово только оболочка, а что внутри, и он вдруг неожиданно спросил меня именно об этом. Просто, обычно, но в то же время, как разговаривают с человеком, которого уважают и ценят его мнение, а не как господин с рабом, вот что странно, он говорил со мной на равных.

На сердце у восьмого было как-то очень хорошо, весело и волнительно. Впервые за долгие годы он заснул спокойно, не ожидая чего-то плохого и не опасаясь никого, а даже с улыбкой.

Прибежав утром к развилке Георгий остановил строй, спустился по тропинке чуть ниже дороги и немного в стороне в скрытой за поворотом отвесной стене открыл широкие ворота в пещеру, в которой лежали всевозможные в большом количестве строительные дорожные инструменты. Пройдя дальше к дальней стене Георгий открыл ещё одни ворота, за ними находилась огромная пещера, в которой лежали кучи тёмно-серого, почти чёрного, как порошок, песка или массы и сложенные в штабеля ровные по толщине плоские камни. Четыре человека, в том числе и восьмой, побежали дальше, заканчивать расчищать от камней дорогу, а остальные начали от развилки укладывать, как мозаику, ровный слой песка, а затем камни. Уже с самого утра у восьмого было приподнятое возбуждённое настроение. Обычно он безошибочно просыпался за несколько минут до гонга, потом он либо лежал и ждал, когда тот прозвенит, либо вставал, одевался, мылся и с гонгом сразу шёл к кухне. Сегодня всё было как обычно, за исключением того, что сразу после еды, восьмой пришёл к себе в комнату и открыл книгу на том самом месте, где звучала фраза, которую вчера произнёс Георгий. Восьмой понимал, что ему только сейчас удастся немного освежить в памяти те мысли, которые когда-то возникли в его голове, и он готов был ими поделиться с Георгием. В течение дня, ворочая без остановки тяжеленные камни, не очень-то подумаешь о чём-либо.