Здесь сидели двое сотрудников. За столом у окна младший начальник, внешне смахивающий на эстрадного сатирика Жванецкого – плотный и приземистый, и напротив его, за соседним столом, парень с несвежим отечным лицом, назначенный моим дипломным руководителем. Упитанный «Жванецкий» вежливо привстал, поздравил меня с началом трудовой деятельности, объявил, что на время преддипломной практики, с которой и начиналось наше знакомство с ЦНИИ, и до защиты диплома студенты зачисляются на оплачиваемые должности лаборантов. В системе подготовки научных кадров все было продумано до мелочей, схема идеальная. Сбои начинались позже, когда на схемы накладывался пресловутый человеческий фактор.

«Жванецкий» проговорил со мной несколько минут «за жизнь» и передал с рук на руки хмуро молчащему за своим столом одутловатому парню. Тот попытался увильнуть от навязанной ему обузы, от наставничества, ссылался на занятость, но не смог отбояриться. Так моим непосредственным руководителем оказался старший научный сотрудник Вадим Симаков.

Вадим отвел меня в соседнюю комнату, посадил к измерительному тракту – несколько соединенных кабелями ящиков-приборов – и велел снимать показания с зеленых экранов, записывать мерцающие циферки в тетрадь. Так началась моя производственная практика.

Преддипломная практика пролетела быстро и необременительно для меня.

Вадим оказался неплохим руководителем. Он познакомил меня с методиками, приборами, научными задачами. С другими сотрудниками я общалась мало, потому что практикантам разрешалось уходить в середине дня (на пропусках делалась особая отметка для проходной) – так что студенческая вольница продолжалась вплоть до защиты диплома. Однако защита прошла блестяще, а результаты проведенных мною под руководством Вадима исследований легли в основу статьи, написанной нами в соавторстве. Статья оперативно была опубликована в секретных «трудах» ЦНИИ, а в процессе подготовки к изданию к ней приклеилась еще одна фамилия – нашего старшего начальника «Андропова». Но этот факт меня не слишком озадачил, ведь окружающая меня жизнь содержала много условностей: и пафосные речи комсомольских работников, и сдача экзаменов по Истории КПСС – тезисы двадцати с лишним съездов (обычно списывались со шпаргалок). Расстраивало лишь то, что научный журнал имеет гриф «секретно», и его нельзя принести домой, показать мужу и друзьям – нельзя похвастаться публикацией. Зато в лаборатории за месяцы преддипломной практики я заработала репутацию перспективного исследователя.

После положенного дипломникам месячного отпуска, я вышла на работу на полный день. В памяти сохранилось ощущение черного рубежа: вот и перевернута последняя страница юных лет – теперь, до скончания века, все мои дни будут протекать в жестком регламенте, за глухим забором. Во время практики я как-то не ощущала строгостей режимного распорядка: пришла, немного позанималась и полетела в библиотеку – хоть в Публичку, хоть в самом ЦНИИ, тоже научная библиотека на уровне. А то и вовсе умчалась домой, супругу ужин готовить. Но теперь все, финита: придется сидеть от звонка до звонка.

Доложилась о возвращении начальнику сектора «Жванецкому». Я уже успела привыкнуть к шефу: приветлив, деловит, не зверствует, как «Андропов». Я бы даже хотела уважать его, да слишком пренебрежительно отзывался о нем Вадим. И звезд с неба, дескать, не хватает, и стелется подобострастно перед вышестоящими. Самой мне пока трудно было разобраться в начальственной дипломатии, я лишь замечала, как неровный румянец пятнами растекался по щекам «Жванецкого» при малейшем его волнении, при разговоре с грозным «Андроповым». К подчиненным, даже таким молодым, как я, шеф обращался тоже на «вы», как бы сразу устанавливая дистанцию.