Акио тяжело вздыхает, блокируя удар:

– С чего ты взял, что они здесь не добровольно?

Тоашш'норр'и моргает, удар пропуская:

– То есть? Акио складывает ладони перед собой домиком, что означает «Остановись. Перемирие». Переводит дыхание, кривясь в улыбке:

– Уффф… Я уже не молод для таких «подвигов».

Тоашш'норр'и фыркает:

– Да ты на добрую сотню лет меня младше.

Но пламя в глазах его гаснет, и он тяжело падает на диванчик, потирая разбитую скулу. Акио неожиданно приваливается к нему плечом, горячим жестким боком, тянет полунасмешливо-полу уважительно:

– Силе-ен, старик.

Тоашш'норр'и вяло возмущается:

– Эй! Я еще не разменял первую тысячу.

Акио вместо ответа неловко тянется в нагрудный карман, доставая серебряную фляжку и щедро отхлебывая, протягивает Тоашш'норр'и. Тот не отказывается, только чуть кривится, когда виски обжигает разбитые губы. Акио первым нарушает тишину:

– Я знаю, что они – полукровки. И в человеческом мире им трудно: их суть рвется наружу, но проявлять ее в обществе опасно… и они приходят ко мне. В моем цирке они могут быть собой. Люди спишут все на иллюзии. Голограммы там и все такое. Технологии, мол, так развились. Они… моя семья. Я ценю их и щедро плачу, я даю им все, что нужно, и я… Не держу их. Веришь ли нет – они всегда могут идти. Но идти им некуда. У многих из них нет родных среди людей. А Волшебный мир уже не примет их так просто, – ты знаешь…

– А этот малыш? Эльфенок… – спрашивает Тоашш'норр'и.

– Юлек? Он – сирота, – пожимает плечами Акио. – Он у нас «сын полка». Всеобщий любимец. Солнечный мальчик. Вот только наша кочевая жизнь для него… трудна. Он слишком мал. И я ищу ему хорошую семью.

– Вот как… – тянет Тоашш'норр'и. – Мы с женой могли бы позаботиться о нем. Акио смеривает его долгим взглядом и наконец кивает. Потом уточняет:

– Я должен познакомиться с твой женой. Я хочу видеть эту святую женщину, которая выносит твой характер, и засвидетельствовать ей свое уважение.

– Без проблем, – отмахивается Тоашш'норр'и. – Если ты готов, можем хоть сейчас… Только сначала надо зайти в магазин. Мне нужно старшему ребенку одежку прикупить.

Акио оживляется:

– Шопинг я люблю.

– А я нет… – вздыхает Тоашш'норр'и.

– Ничего, – ободряюще хлопает его по плечу Акио то ли случайно, то ли нарочно задевая свежий синяк. – Я тебе помогу. Сколько, кстати, лет ты не менял эту куртку?

Тоашш'норр'и отшучивается:

– Она мне как вторая кожа, и я ее ни на что не променяю.

– Оно и видно, – ворчит Акио. – Ладно, старик, как хочешь. Насчет ребенка… Думаю надо будет поинтересоваться у него самого, хочет ли он пойти с тобой. Но не сейчас.

Время на часах неумолимо движется к полуночи. Акио зевает, совершенно по-кошачьи растягиваясь на диванчике и бросает Тоашш’норр’и:

– Ты можешь поспать в кресле.

Тот хмыкает:

– Я вообще-то могу и не спать.

Кресло ему немного мало, и приходится подогнуть ноги, но ему приходилось спать и на земле, в лесу… В лесу… Тоашш'норр'и почти подпрыгивает, вспомнив о том, зачем он пришел в человеческий мир. Он торопливо нашаривает айфон и строчит Астэри:

«Милая, из-за непредвиденных обстоятельств я немного задержусь. Но ты не волнуйся, я в порядке».

Раннее утро застает его спящим в немыслимой позе, и уже проснувшийся Акио глубокомысленно констатирует:

– Каждый дракон немного котик.

Тоашш'норр'и зевает, выглядывая наружу. Снаружи стелется молочно-белый туман. Осеннее утро дышит прохладой, воздух прян и свеж. На нынче пустых дорожках Карнавала озорной ветерок кружит в вальсе рыже-золотые и алые листья. Туман тает на глазах и сквозь него все ярче синеет небо. Солнце встает все выше, ласково гладя своими лучами лица встречных артистов.