Императорское тело раскалывалось от безумной боли – предшественницы Метаморфоз. Пытаясь облегчить страдания, Везельвул выполз в сад, всегда радовавший его. Созерцание укрощенных хищных растений, некогда жадно уничтожавший его народ, приносило ему умиротворение, отдохновение от праведных дел управления своим необъятным государством. Он остановился у огромной Пурпурной Сарацении, фонтаном возвышавшейся среди клумб с росянками, росолистами, пузырчатками, dionaca muscipula и другими в прошлом беспощадными охотниками за мухами. Но сегодня вид этих укрощенных пожирателей не приносил, как ранее, эстетического удовлетворения, наоборот, яркая окраска растений раздражала, от нее рябило в глазах и ломило виски. Мушиный император бессильно опустился на край толстого лепестка пурпурной кувшинки и прикрыл веки.

О, как любил он свой народ! Как обожал этих вездесущих легкомысленных тварей, молниеносно перемещающихся в пространстве, поблескивая синими, серыми или зелеными боками. Он любил свой веселый и беззаботный народ: от смеха их мягкие, гнущиеся хоботки подрагивали, а воздух наполнялся мелодичным жужжанием. Поистине не было для Везельвула ничего слаще и мелодичней этой радости мушиных гуляний! Да и работать они были мастаки, взять хотя бы полосатых мух-жужжалок или тахин, еще с младенчества способных к борьбе с тлей, губящей все живое. А чего стоят отважные солдаты – слепни и жигалы, без страха атакующие вражеские отряды двуногих и четвероногих врагов. И даже знаменитые десять казней египетских не стали бы возможны без помощи его племени, особенно четвертая – самая страшная среди них.

– О, мой любимый народ! – простонал Везельвул. – Как же я не хочу с тобой расставаться!

Круглое солнце, не удержавшись в верхней точке небосвода, стало скатываться за море. А над его кромкой появились первые черные точки Знамения. Садовые растения начали источать, как казалось Везельвулу, удушливый специфический запах.

– Все-таки их хищное прошлое дает о себе знать, вяло подумал император. – Естественную природу Закона до конца победить не возможно.

– А ты попробуй!

– Кто со мной смеет разговаривать в такой час?

Везельвул не был уверен, что произнес эту фразу вслух. Но голос раздался вновь.

– Мне все можно. Я не знаю страха, который мучает тебя.

Император открыл глаза и осмотрелся. В саду не было никого. «Наверное, уже начались галлюцинации», – мелькнула болью мысль-вопрос.

– Ты не видишь ничего в мире, кроме своих назойливых подданных, раттор. А мы существуем, несмотря на твою нарочитую забывчивость.

– Кто мы? Кто со мной говорит?

– Иные сущности. Это я беру на себя смелость беседовать с тобой. Я – Сарацения Пурпурная – королева кувшинок, которую вы кличете Фонтаном Сада.

– Что разумеешь ты, существо, не способное оторваться от земли! Только мой великий народ может свершить чудо – воскреснуть из мертвых после сотен лет спячки или после освобождения из плена янтаря!

– Не буду спорить, но если ты действительно так веришь в могущество своих соплеменников, то повели им повернуть вспять Великий Закон Метаморфоз. И из темного угла можно вознестись к свету – только воспрянь духом.

– Что ты плетешь, безумная!

Но Лилия уже не отвечала, ее багровые мясистые лепестки вдруг стали влажными, словно на них упала алая кровавая роса. Листья удлинились и судорожно потянулись вверх. Они деревенели и слипались прямо на глазах, вся эта конструкция при этом вертелась юлой и, в конце концов, превратилась в сияющий сине-красный жезл, который на последнем витке прыгнул в лапы Везельвула. Император сделал слабую попытку освободиться от этой гадины, но жезл прилип намертво. В следующую секунду он почувствовал, как неукротимой силой наливается его тело. Боль исчезла, словно ее никогда и не было, а из стальной груди вырвался в сонную тишину сада звериный вой.