«Я не хочу больше быть одинокой».

Я смотрю, как мой фонарик постепенно превращается в крохотный кружок, потом в точку, потом в тусклую звёздочку. А потом концентрируюсь. Завтра я приведу в действие свой план – устрою милую встречу бабушке Шуэ и мистеру Тану. Единственное, что может быть волшебнее неба, полного желаний, – это помогать желаниям сбываться.

На самом деле я вовсе не собирался вставать так близко к столику, на котором разложили товары из её магазинчика. Но все уже настолько привыкли к моей помощи, что едва я купил свой фонарик, как меня тут же обступили со всех сторон. Сейчас я помогаю маленькому Бао написать на фонарике желание: «Ещё палочек «Поки».

– Хороший выбор, дружок, – говорю я и даю ему пять. Бао перечисляет свои любимые вкусы, а я киваю и послушно записываю их на мятой рисовой бумаге.

Боковым зрением я вижу Лия́ – её волосы до плеч и очки формы «кошачий глаз» – и, как это обычно происходит, теряю голову. Она всегда выглядит словно не от мира сего, так, будто её окружает магия. Мне надо перестать на неё таращиться – я знаю, что должен перестать, – но чувствую себя совершенно никчёмным, наивным мотыльком, которого тянет к её пламени. Идеальная метафора для принцессы небесных фонариков.

Даже несмотря на то, что «ли» в её имени означает «тьма», она – мой свет. Ещё с тех пор, как во втором классе умер мой домашний рак-отшельник Грубый Герман и она смастерила для него гроб из своей шкатулки для украшений, а потом сожгла ему на жертвеннике еду в загробный мир. А ещё она настаивала, что моей вины в смерти Грубого Германа нет, хотя на самом деле это не так: я решил купить Герману друга, не зная, что крабы некоторых видов дерутся между собой, чтобы установить иерархию. Драку никто из них не пережил. Если что, друга Германа она тоже помогла похоронить (правда, в другой коробке) и тоже сожгла ему на жертвеннике еду в загробный мир.

Вторая часть имени, «я», означает «элегантная», и… ну, она лучшая в мире, но уж точно не самая элегантная. По правде говоря, поэтому-то она мне и нравится, но, кажется, так говорить нельзя. Прозвучит же как критика: «Ты не элегантная» – и всё, что прозвучало бы после, уже не имело бы никакого значения, я уверен. И нет, я не хочу сказать, что она неуклюжая или, как говорят, «маниакальная девушка-мечта», она просто… честная. Из тех, кто пытается тайком пронести чипсы с креветками в кинотеатр, а потом рассказывает о них билетёру, когда он случайно смотрит на раздутую сумку.

Я тоже, мягко говоря, не «я». Вот пример: когда Лия́ подходит ко мне или смотрит в мою сторону, мой «не-я» мозг зависает, и я трачу столько времени, чтобы переключиться на печальную волну, что мой приятель Чиа́н даже притворился, что засыпает. И реально ложится на землю. Там, конечно, трава растёт и вообще довольно чисто, но всё же! Так драматично. Может, он бы лучше понял мою неуверенность, если бы знал об истории с бабл-чаем, но я ему ничего не рассказывал.

Чёрт, это был один из худших дней в моей жизни. Не потому что её вырвало на меня, а потому что я позвал её на свидание, и после этого её вырвало. На меня. Сначала я поднял повыше свой бабл-чай и пошутил:

– Кто бы мог подумать, что сопли в чае с молоком превратятся в национальную сенсацию?

Шутка оказалась удачной. Может, даже слишком удачной. Лия́ смеялась так, как я никогда не слышал – а поскольку несколько месяцев назад умерла её Найнай, она не смеялась довольно давно. Из-за этого – а ещё из-за того, что смерть бабушки заставила меня понять, что нужно всё-таки рискнуть и попытаться что-нибудь сделать с моей всепоглощающей влюблённостью, – я наконец-то набрался смелости и произнёс шесть слов, которые репетировал перед зеркалом