Губернатор города Люберск, Максут Беляковскый, предстал передо мной впервые. Это был невысокий грузный человек, который по размеру был как четыре Чудновских. Пуговицы героически сдерживали края его мундира, а воротник предательски душил расплывшуюся по плечам шею. В раскачку подойдя к столу полицмейстера, губернатор уселся в его кресло. Беляковскый высокомерно окинул взглядом кабинет, прищурив свои глаза-бусинки, и, поправив свое пенсне, обратился к Чудновскому:

– Как у Вас идут дела, Алексей Николаевич?

– Хорошо, Ваше высокопревосходительство! – громко ответил полицмейстер.

– Хорошо, значит, – неторопливо повторил за ним губернатор. – Теперь для нас “хорошо”, когда по городу орудует маньяк?

– Я, ну… – Чудновский растерялся.

– Придурок! – внезапно закричал губернатор, громко ударив кулаками по столу. – Придурок! Бестолочь! Кретин!

Вздрогнув, Алексей Николаевич отошел от стола.

– Какое хорошо?! – не успокаивался Беляковскый. – Четыре громких преступления, одно произошло вообще… у Вас под носом!

– Я его не учуял, – попытался скаламбурить Алексей Николаевич.

Мое сердце сжалось. Шутка была неуместна, как антимилитарский перформанс обнаженной студентки-суфражистки, которая неведомым образом пробралась на наш выпускной бал в полицейской школе и принялась обмазывать себя свиной кровью. Впервые мне стало страшно за Чудновского, а тот, словно осознав, что произнес глупость, сконфузился настолько, что казалось, будто его раскрасневшееся лицо в любой момент лопнет, как воздушный шар.

Губернатор сдавленно хихикнул и в ту же секунду невозмутимо смолк. Я заметил, как Алексей Николаевич удивился такому ходу событий. Немного взбодрившись, он добавил:

– Как говорится, пропала чуйка…

Беляковскый вновь хихикнул.

– Была как у собаки, – Алексей Николаевич явно вошел в кураж и не намерен был останавливаться, – А стала, как у портовой ш…

– Замолчи. – Раздраженно произнес губернатор и поднялся с кресла. – Придурок.

Чудновский спрятал голову в плечи и послушно стих.

– Я здесь для того, чтобы поставить вам временные рамки! – губернатор поправил свой мундир, грозно одернув его за края. – Приказываю найти маньяка и покончить с этим делом, до конца этой недели! – Беляковскый направил свой пухлый палец на полицмейстера. – И лично ты будешь искать преступника…

Смерив Чудновского презрительным взглядом, губернатор добавил:

– И почисти свой значок, а то он похож на сухой помидор!

Чудновский прижал подбородок к груди. Действительно, сходство значка полицмейстера с засушенным помидором было колоссальным.

Оторвавшись от разглядывания значка, Алексей Николаевич произнес:

– Будет сде…

Он затих, когда увидел, что губернатора в кабинете уже нет. Через несколько мгновений из большого зала донесся крик:

– Ушел!

Привычный гомон вновь воцарил в полицейском участке. Алексей Николаевич мрачно посмотрел на меня.

– Что я сделал не так? Почему он разозлился? Сидел, хихикал над моими шутками, как ребенок.

– Господин полицмейстер, – сняв свой мундир, я повесил его на вешалку. – Все знают, что эти смешки Беляковского не одобрение шуток. Он к власти шел очень долго, и лизоблюдство было его важным инструментом по достижению целей, как, впрочем, у каждого чиновника. Про смешки Беляковского уже анекдоты ходят. Это всего лишь рефлексы из прошлого. Мне казалось, Вы в курсе.

Чудновский был искренне удивлен услышанному откровению. Он подошел к своему креслу и с громким вздохом в него плюхнулся.

– Да уж, – обреченно произнес Чудновский. – Теперь я лично буду этим заниматься. Выезжать на места, искать улики… С другой стороны, нужно было когда-то начать. Ладно. Будешь мне помогать.