Попав под огонь при выходе колонны с огневой позиции, Будаков не то чтобы растерялся. Он просто действовал в соответствии со своим жизненным правилом: «Главное – сохранить себя!» Он предвидел гнев Арсеньева, но предпочел его осколку мины в голову. А если еще удастся занять участок шоссе, который не простреливается, и дать оттуда залп по немецким минометам, то все будет в порядке.

Увидев вдали «эмку» командира дивизиона, Будаков приказал остановиться, выскочил из кабины и четко доложил:

– В колонне потерь нет. Я повернул назад одну установку, чтобы подавить минометы. Остальные машины пошли за мной, вопреки вашему и моему приказанию. Кроме того, я услышал длинные очереди автоматической пушки. Бесполезная стрельба. Даже при наименьшем прицеле…

– Понятно! – отрубил Арсеньев. – Что произошло с первой автоматической пушкой? – спросил он Земскова.

– Товарищ капитан-лейтенант, Сомин – молодой командир орудия, впервые попал под обстрел. Думаю, он растерялся, а потом овладел собой и в запале решил подавить немецкие минометы.

– Находящиеся за обратным скатом? Вы тоже считаете, что это возможно для автоматической тридцатисемимиллиметровой пушки?

– Нет, не считаю.

– Лейтенант Николаев, лейтенант Рощин!

– Есть! – Николаев шагнул вперед.

Гнев медленно сползал с лица Арсеньева.

– Командиру первой батареи и начальнику разведки объявляю благодарность.

Арсеньев был рад, что есть все же кого похвалить. Рощин проявил вполне уместную решительность, а Николаев показал, что в сухопутном бою умеет действовать не хуже, чем на палубе. Капитан-лейтенант отпустил командиров.

Земсков пошел к своим орудиям и отозвал в сторону Сомина:

– Попало мне из-за тебя от командира дивизиона. Говори честно, испугался?

– Испугался, – признался Сомин.

– Ну а потом? По какой цели стрелял? Снарядов двадцать сжег попусту.

Сомину было очень стыдно. Он стоял потупившись, разрывая снег носком сапога.

– Хотел накрыть минометы? Они же за обратным скатом. Но у тебя пушка, а не гаубица. Не может она вести навесный огонь! Вот что, Володя, – добавил Земсков уже другим тоном, – ошибки бывают у каждого. На первый раз прощается, но сделай вывод: надо учиться артиллерийской грамоте. Серьезно учиться, независимо от обстановки. Что, орудие вычистили?

– Чистят.

– Хорошо. Учти, вечером отсюда уходим.

К вечеру повалил снег и сразу потеплело. Бойцы снимали подшлемники. Рощин снова сменил полушубок на шинель. Машины двигались по хорошей дороге, укатанной частями, прошедшими к фронту. Сомин опустил стекло кабины. Ландшафт показался ему знакомым. «Вот этот домик у мостика и забор, выступающий буквой „П“, деревянная церквушка с кирпичной пристройкой. Где я все это видел?»

– Иван, ты бывал в этих местах? – спросил он Гришина.

– Не, я – курский, товарищ командир.

Шоссе раздваивалось. Колонна пошла влево, огибая рощицу, и, когда за ней обнаружился поселок с двумя водокачками, стоящими друг против друга, Сомина осенило: «Да ведь отсюда рукой подать до дачи Шараповых. Так и есть, только я всегда приезжал в эти места с другой стороны – электричкой. А вот и железнодорожная насыпь, и труба кирпичного завода».

Машины свернули в село. Дивизионные тылы уже были здесь. Над походной кухней подымалась струйка дыма. В штабном фургоне стучала пишущая машинка. Прошли двое шоферов с полными ведрами бензина.

Сомин выпрыгнул из кабины прямо в глубокий снег. Он теперь уже не ждал указаний Земскова и, быстро осмотревшись, подобрал подходящее место для своего орудия. Кругом открыто – если утром налетят самолеты, есть круговой обстрел. Можно стрелять и по дороге. Он показал выбранную позицию Земскову. Тот кивнул головой: