– Пьян! – яростно воскликнул Сомин, наклонясь над тяжело отдувающимся водителем, но алкогольного перегара он не почувствовал. – Что за черт? И надо же мне было вчера просить лейтенанта, чтобы этого дурня отпустили на вечер к тетке!

Во дворе ревели десятки моторов. Сомин снова побежал к своему орудию. В растерянности он даже не заметил, что машина заведена.

Из кабины выскочил лейтенант Земсков:

– Где водитель?

Сомин безнадежно махнул рукавицей в сторону казармы:

– Лежит без сознания.

Полуторка разведчиков уже вышла за ворота. За ней скользнула голубая «эмка» командира дивизиона. Тронулись боевые машины. Лейтенант крикнул Сомину:

– Сейчас пришлю водителя. Приводите орудие к бою.

– К бою! – закричал Сомин срывающимся голосом.

Борта откинулись, но платформа орудия не поворачивалась.

– Вещи мешают, – сказал Белкин. – Товарищ сержант, прикажите выкинуть из машины барахло!

Снова Белкин помог Сомину. Конечно, вещи! Сомин ухватился за матрац, но Лавриненко не выпускал его из рук.

– Брось, говорят тебе!

Полосатый матрац полетел в снег. Второй матрац выбросил Белкин. Вещмешки положили на место, и платформа легко повернулась. Колонна дивизиона уже вышла за ворота, когда прибежал водитель, посланный Земсковым. Это был, к радости Сомина, его дружок – Ваня Гришин.

– Порядок! – заявил он, усаживаясь за баранку. – Поехали!

Сомин сел рядом с Гришиным. Тронулись.

– А летучка? – спросил Сомин.

– Там по штату два водителя. Комиссар велел мне перейти на твою. Не против?

– А может, насовсем останешься? Моя ж боевая!

– Я так и понял, что насовсем.

…С погашенными фарами машины морского дивизиона шли по заснеженной улице мимо темных замерзших окон, сугробов, завалов и обледенелых противотанковых ежей. Призрачный в морозном тумане, возник за поворотом Крымский мост. Его ажурные переплетения, покрытые инеем, казались висящими в воздухе над невидимой рекой. Остановились. Дивизион ушел через мост, а орудие Сомина, спустившись на набережную, заняло позицию для отражения воздушного налета.

Ждали долго. Замерзшие артиллеристы топтались вокруг машины. Когда рассвело, Сомин увидел, что под продольными балками моста подвешены деревянные ящики. Очевидно, мост был подготовлен к взрыву.

Каким веселым и праздничным казался всегда этот мост! Через него шла дорога в Парк культуры имени Горького. Сколько раз вместе с Маринкой они проходили здесь! «Посмотрела бы она сейчас на меня. Толстый ватник, шинель, белый маскхалат, огромные валенки. Хорош!»

В своем громоздком снаряжении зенитчики едва двигались. Пояс тяжело оттягивали гранаты, подсумки и штык в ножнах. На боку висел противогаз, через плечо – карабин, на шее – бинокль. Все это связывало движения, болталось, цеплялось за выступающие частя орудия. Чтобы взять в руки карабин, нужно было сначала снять каску, надетую на шерстяной подшлемник, оставляющий открытыми только глаза. Спереди подшлемник превратился в ледяную маску, к тому же он плотно закрывал уши. Неудивительно, что бойцы не слышали друг друга. В этом снаряжении, словно специально придуманном для того, чтобы неудобно было работать на орудии, каждое движение требовало усилий.

– Вот зараза! – ворчал «преподобный» Лавриненко. – Даже до ветру сходить невозможно!

Но все это было еще ничего. Сомин решил попробовать, смогут ли его бойцы открыть огонь. Сорвав обледенелый подшлемник, он скомандовал:

– К бою! – И, указав рукой направление цели, начал, как на тренировке, выкрикивать данные: – Дистанция двадцать! Скорость восемьдесят! Курс…

Наводчики изо всех сил налегли на штурвалы, но орудие не проворачивалось. Сомин в сердцах сбросил с себя карабин и противогаз. С трудом взобравшись на машину, он пытался сам повернуть орудие, но тщетно.