– Что ж, теория любопытная, – не спорит Голубев. – Насекомые – хемотрофны. Они умеют передавать информацию через химические соединения.
– Вот и я о чем! – радуется его сговорчивости собеседник, возбужденный настолько, словно уже накатил коньяку на старые дрожжи. – Только – не хочу я! Назначай какие-нибудь порошки, лепила! Пусть другие мучаются без бухла, курева и баб. А я – не согласен!
– Ну и хватит орать, – произносит устало врач. – Пройдет твоя болезнь. Тоже туда же… Сверхчеловек, блин…
Философ недоуменно разглядывает свои руки, бормочет жалобно:
– А ты не брешешь, Эрнестик?
– Выпей коньяку! – настаивает Голубев. – При аллергии спиртное противопоказано, но ты накати. А то похож на мокрую курицу, а не на сверхчеловека.
Философ берет рюмку и зажмурившись выпивает. Несколько мгновений он прислушивается к своим внутренним ощущениям, потом открывает глаза и блаженно улыбается.
– Ничего, вроде… – бормочет он. – Назад не просится…
– Милый ты мой мыслитель, чтобы стать архитектором Нового Мира, одних волдырей недостаточно.
– Чтобы стать архитектором, надо МАРХИ заканчивать, – авторитетно заявляет Головкин, который, как всегда, ничего не понимает в чужом разговоре.
Философ отмахивается от них обоих.
– Дружище, будьте любезны, – обращается он к подошедшему официанту, – бутылку водки, сока какого-нибудь и шашлычка сделай с собой, ладно?
– Водку и сок могу принести немедленно, – отвечает тот, – а вот шашлык придется подождать. У мангальщика нашего горе, его брата сегодня клопы летучие сожрали. А его помощник только весной из кулинарного техникума выпустился…
– Тогда пусть принесут в триста пятый. Да – с жаренной картошечкой!
– Хорошо, уважаемый постоялец.
Официант уходит, а заметно повеселевший «уважаемый постоялец» обращается к собутыльникам:
– Пропадите вы тут все пропадом, пьянчужки, а я пойду к Тельме… А даже если это и не совсем Тельма, девка все равно мясистая…
– Если что – я принимаю по пятницам! – сообщает ему врач. – Анонимность гарантирую.
Отворив дверь номера, Философ прислушивается. Тихо. В спальне по-прежнему горит свет, но на кровати пусто. Зато открыто окно. Постоялец заглядывает в санузел. Никого. Уходя, он закрывал дверь на замок – это Философ хорошо помнит. Куда же подевалась эта Лжетельма? Улетела она, что ли? И его мгновенно прошибает мелкой дрожью. Так вот что в ней странного?! Это не девушка и не человек! Это очередная версия инсектоморфа! И она именно – улетела, так и не получив своего! А чего именно – своего, лучше и не думать.
Философа словно пружиной толкает к окну. Он с грохотом и дребезжанием стекол захлопывает обе рамы. И в этот миг раздается стук в дверь. Крикнув: «Открыто!», Философ все же шагает в прихожую, хватается за ручку и тянет створку на себя. Коридор пуст. Вернее, по крайней мере, постояльцу триста пятого номера так кажется в первое мгновение. Приглядевшись, он отшатывается, едва не захлопывая дверь перед собственным носом. Это что еще за чертовщина!
Глава 4
Почти у самых ног постояльца висит над ковровой дорожкой белый матовый шар, около метра в диаметре. Просто так висит, без всякой опоры. Философ отчетливо видит округлую полупрозрачную тень, отбрасываемую шаром на разноцветный ворс дорожки.
– Это ты стучал? – озадаченно спрашивает он, словно перед ним сидит пес. – Откуда ты взялся?
Шар молчит. Хотя нет – низкое, едва улавливаемое слухом гудение разливается в полной тишине. Несколько минут Философ тупо смотрит на невесть откуда взявшийся сфероид. И не может отделаться от ощущения, что тот тоже смотрит на него. Так они «переглядываются» минут пять, покуда со стороны лифта не слышатся шаги. Философ колеблется. Что делать? Закрыть дверь и сделать вид, что ни о каком загадочном шаре он и понятия не имеет или все-таки предупредить идущего? Проблему «решает сфероид». Он начинает медленно бледнеть, теряя четкость очертаний, покуда не исчезает вовсе. А может – становится невидимым? Философ осторожно тыкает в пустоту перед собой мыском ботинка. Ничего. Выдохнув, шагает из номера навстречу идущему. Это оказывается всего лишь официант.