– Это что за система такая? – Я догадывалась, что где-то тут должен быть подвох.

В «Билайне», где я тоже побывала на собеседовании, мне сказали: «На первые три месяца мы подписываем договор подряда, без трудовой книжки». Я понимала: это не более, чем мера предосторожности. Правда, три месяца испытаний могут затянуться на годы и это не радует, потому что договор подряда подчиняется Гражданскому кодексу, а не Трудовому, а значит, работник не имеет права на отпуск, больничный, декрет. А главное – сотрудника могут уволить в любой момент без выходного пособия, и даже не засчитать отработанный стаж. Кроме того, я догадывалась, что и зарплату там выдают в конверте, а по документам начисляют сущие гроши. Все это не радовало.

Тогда же, помню, у меня была встреча с финансовым директором, который на вопрос, чем именно в бухгалтерии я буду заниматься, поконкретней хотелось бы, очень резко ответил: «Какая вам р-разница!». Черт одноглазый! Фамилию не помню. Поэтому я туда и не пошла.

– Пусть вас не смущает staff-leasing, – вещала Нечипоренко. – Это ненадолго.

– Ну, а все-таки? На сколько?

Интуитивно я чувствовала, что в ее речах нет ни слова правды, уж очень она старательно меня уговаривала. Но стоило бы мне повысить обороты, что-то от нее потребовать конкретное, она, конечно же, нашла бы льдинку в голосе, чтобы меня обрезать: «Не хотите – не надо, у нас желающих много».

– Это вопрос двух месяцев, – Нечипоренко была непреклонна. – Извините, такова обычная практика. Ведь такого рода контракт нельзя заключить более чем на два месяца. Поверьте, дорогая, у вас все будет хорошо, – победоносно заключила она, искусственно закрыв проблемную тему.

В субботу мне позвонила моя бывшая однокурсница Наташа. Это было неожиданно. После института мы с ней не виделись и не вспоминали друг друга, а когда-то на крымской практике вместе ходили в горные походы и целый месяц жили в одной палатке. Но сейчас наши дорожки разошлись. Я знала, в ее окружении нет ни одного человека, с кем бы она общалась просто так, без дела. Ей всегда что-то было нужно.

– Привет, – сказала Наташа своим звонким голосом.

– Ты? – Честно говоря, я удивилась, хоть и догадалась, что найти мой телефон ей не составило особого труда.

– Как дела?

– Никак. – Промямлила я, похвастаться мне было нечем.

– Ты работаешь?

– Нет. Меня сократили.

– Слушай, я как раз хотела тебе предложить работу! Понимаешь, я открываю новый ювелирный магазин и мне позарез нужен главбух, – сказала Наташа.

– Я не работала никогда главбухом… – растерялась я.

– Это не страшно. Ты справишься. У нас есть, кому помочь тебе, обучить.

– Ну, не знаю… – сомневалась все еще я. Но деньги-то, ой как мне были нужны!

Я пообещала дать ответ Наташе завтра. Она тут же попрощалась, так как все остальное, хотя бы моя личная жизнь, ее никогда особенно не интересовала.

Я целый день раздумывала над этим. Даже не знаю, смогу ли я подчиняться той, с кем мы когда-то общались на равных, с кем вместе бродили по пыльным дорогам, обедали холодными макаронами, казавшимися нам самой вкусной едой на свете, а вечером ползали за персиками в колхозный сад. Вместо корзины брали с собой большой таз, а потом мыли плоды под струей воды, ставили таз между кроватями и, лежа ели фрукты. Мы симпатизировали друг другу, но не дружили.

Это был последний год советской власти, невинное время, и мы не задавались такими глобальными вопросами, как карьера и деньги, мы были свободными, воображая себе, что именно это главное.

А тут, понимаешь, ювелирный магазин…

Наверное, Наташе было бы трудно окончить институт без посторонней помощи, на занятия она практически не ходила. А преподавателям на вопрос: «Почему я никогда не видел вас на моих лекциях?» она со слезами на глазах кротко, но твердо отвечала: «У меня маленький ребенок, и мне не с кем его оставить». Это было мощным оружием, и обычно она получала свои зачеты вовремя. Часто Наташа пользовалась моими лекциями и готовыми курсовыми, меняя цифры на свой лад. Я знала, ее предложение – благодарность за мою доброту.