Американцам, британцам (которые и используют это выражение «nanny state») такой подход кажется сковывающим, ограничивающим свободы и выбор. Государственная машина, «государство-Левиафан» – эта концепция известна с XVII века. Если кто и критикует Северную Европу, то именно британцы и американцы, в их прессе то и дело встречаются рассказы о том, что «модная Скандинавия» – это не так круто, как кажется (финны не скандинавы, но попадают в ту же компанию на вторых ролях).

Нам финская система понятнее. Большинство финских русских, которых я знаю лично, с которыми сталкиваюсь, которых читаю в Интернете, отзываются с большим одобрением о стране и о том, как в ней все устроено. В России все-таки свой Левиафан, у нас иной опыт общения с государством и поэтому взгляд другой.

Финское государство – не слабое, чиновник не ищет выгоду в плохо работающих институтах и не использует государственную машину в интересах отдельных групп. При этом оно не враг, не грозит дубиной ни гражданину, ни бизнесу. Сильное, но не грозное государство – вот что нам с российским опытом особенно заметно в Финляндии. Государственный чиновник – он тебе не приятель, но и не противник, и нет привычного российского разделения на «мы» и «они». «Ну они дают! Ты посмотри что придумали!» – знакомые нам фразы о властях просто невозможно представить по-фински. Ведь у финнов «они» это продолжение «нас».

Финский чиновник близок к народу, это не то чтобы модно – это естественно (как и по всей Северной Европе). С премьер-министром Финляндии Юрки Катайненом мой сын регулярно сталкивался в одном спортивном центре, а с Александром Стуббом, который сменил Катайнена на посту премьера, мы однажды ехали в лифте из подземной парковки. Жена перекинулась с ним парой слов, я его не узнал.

У президента статус повыше. Нынешний президент Саули Нийнисте проезжал как-то по дороге в центре Хельсинки, а мы шли вдоль нее по тротуару из магазина. Заметили разве что одну машину сопровождения – движение, разумеется, не перекрывали. События с участием президента часто попадают в новости, но никаких постановочных встреч с министрами по телевидению не показывают. Есть уважение к посту, но нет дрожи и пиетета. В начале 2014 года президент Нийнисте посетил ботанический сад в Йоэнсуу и подошел к говорящему попугаю, известному умением произносить не только приличные слова. И при включенных камерах в ответ на президентское «Terve!» попугай выругался: «Vittu!» Да еще повторил это в высшей степени бранное финское слово несколько раз. Работникам пресс-службы, возможно, и досталось от гаранта, но кассет у журналистов никто не отнимал, по поводу оскорбления высшего должностного лица не волновался. Репортаж показали по телевидению, и до сих пор его можно найти на сайте национальной телерадиокомпании ЮЛЕ.

У финской полиции одно время была социальная реклама под лозунгом «Полицейский – твой друг». Так можно сказать не только про сотрудников полиции. «Здесь государство – это друг, тебе не будут угрожать, наоборот, помогут, в чем-то получишь поддержку, может, и денежную. Тебя замучают всякими бумажками, придется заполнять их, бегать по инстанциям, но если ты человек сильный и готов заниматься этим – получишь все, что от государства хочешь», – рассказывает мне Полина Огирчук, студентка, приехавшая в Финляндию учиться.

Финский гражданин и финское государство общаются на равных. «Равенство» – это ключевое понятие для финнов. В известной триаде «свобода, равенство, братство» именно «равенство» для них важнее всего.

Это хорошо видно в сравнении. У финнов точно больше равенства, чем у британцев, где по-прежнему заметна сословная иерархия. В Финляндии больше равенства, чем во Франции и особенно чем в России, где многие – от босса до вахтера – понимают ответственность как возможность показать другим, что вы им не ровня. Финны относятся к ближнему как к равному, как к коллеге или соседу. Это североевропейский подход, нечто похожее я наблюдал у шведов, норвежцев и датчан.