Мэри Флад Джонс – надеюсь, читатель ее еще не забыл, – впервые встречаясь с другом детства, триумфально возвратившимся после парламентской сессии, была в превеликом волнении. Газеты ее слегка разочаровывали: они не были полны речей, произнесенных Финеасом в парламенте. Собственно, это тревожило и женщин из семьи Финн, которые никак не могли взять в толк, отчего Финеас с таким стоицизмом воздерживается от выступлений. Но мисс Флад Джонс в разговорах с мисс Финн ни разу не усомнилась в нашем герое. Когда он написал отцу, что не собирается брать слово на протяжении первой сессии, потому что благоразумнее для новичка считается подождать, мисс Флад Джонс и мисс Финн, хоть и с сожалением, восприняли это как должное.
Встретившись со своим героем, Мэри едва осмеливалась взглянуть ему в лицо. Она прекрасно помнила их предыдущую встречу. Неужто он и правда носил ее локон у сердца? Сама Мэри не расставалась с полученной от Барбары Финн прядкой, предположительно с головы Финеаса. К тому же за это время она успела отвергнуть – едва ли не с возмущением – предложение руки и сердца от мистера Элиаса Бодкина, говоря при этом себе, что никогда не предаст Финеаса Финна.
– Все так благодарны, что ты приехал, – сказала она.
– Благодарны, что я приехал домой?
– Ведь ты мог бы сейчас гостить у каких-нибудь знатных особ.
– Нет, Мэри. Случилось так, что я и правда ездил к одному человеку – ты, верно, сочла бы его аристократом. И да, там я встречался с другими из того же круга. Но всего лишь на несколько дней, и, уверяю тебя, я счастлив снова оказаться здесь.
– Мы страшно рады видеть тебя.
– А ты рада, Мэри?
– Очень. Как мне не радоваться, ведь у меня нет подруги ближе Барбары! Она все время говорит о тебе, и оттого я тоже тебя вспоминаю.
– Ах, Мэри, знала бы ты, как часто я вспоминаю тебя!
В этот момент они под руку шли в столовую, к ужину, и Мэри, вне себя от счастья, не удержалась от того, чтобы сжать его ладонь своими пальчиками. Она знала, что Финеас не может жениться на ней сейчас, но готова была ждать его – о, хоть вечно! Пусть только попросит! Что до нашего героя, он, уверяя Мэри, будто часто о ней думает, разумеется, беззастенчиво лгал. Но Зевс внимает лжесвидетельствам влюбленных с улыбкой – и к лучшему, ибо их едва ли возможно избежать в тех суровых обстоятельствах, в которых оказывается джентльмен, добившийся в жизни определенного успеха. Да, Финеас лгал Мэри, но как мог он этого не сделать? Ведь она была в Киллало, а леди Лора Стэндиш – в Лондоне!
Финеас провел в Киллало почти пять месяцев, и нельзя сказать, чтобы это время было потрачено с пользой. Полагаю, он прочитал некоторые из трудов, рекомендованных мистером Монком, и нередко сидел за «синими книгами» – сборниками парламентских документов. Боюсь, однако, что в этом времяпрепровождении была доля притворства, и наш герой тщился представить себя тем, кем на самом деле не являлся.
– Вы не должны сердиться, что я не навещаю вас чаще, – сказал он как-то матери Мэри, отказываясь от приглашения на чай. – Мое время не принадлежит мне.
– Прошу, не извиняйтесь. Мы прекрасно понимаем, что нам нечем вас завлечь, – сказала миссис Флад Джонс, которой не вполне нравилось, что происходит с Мэри, и которая, быть может, понимала про членов парламента и «синие книги» несколько больше, чем предполагал Финеас Финн.
– Ты совсем глупа, коли думаешь о нем, – сказала мать дочери на следующее утро.
– Я о нем и не думаю, мама. Почти не думаю.
– Ничего в нем такого особенного нету, да и зазнаваться начинает, как я погляжу.
Мэри не ответила, но, поднявшись к себе, поклялась перед фигурой Девы Марии, что будет всегда верна своему возлюбленному, вопреки матери и всему миру – и даже, если так случится, ему самому.